Ведьма из-за моря - Холт Виктория

— То, чем занимаются некоторые люди, не имеет ничего общего с любовью.

— Так мудро! — насмешливо сказала она. И вдруг такое неблагоразумие! Сенара рассказала мне, как все произошло.

— Дверь открылась, и появилась мать. Мы сидели, моя лютня лежала на столе, а Дикон обнимал меня и целовал. Вдруг мы почувствовали, что не одни. Ты знаешь как моя мать тихо входит в комнату? Она стояла и смотрела на нас. Она ничего не сказала, но лучше бы она что-нибудь сказала. Дикон задрожал, ты же знаешь, как все боятся ее. Потом она подошла к столу, мы оба встали. Лицо у Дикона стало багровым, у него же такая нежная кожа! Моя кожа так не краснеет, но я тоже была напугана. Мать взяла лютню и подала ее мне.

— Играй, — сказала она. — Сыграй печальную любовную песню, потому что любовные песни часто печальные.

— Я взяла лютню, и она сказала: «Сыграй „Моя любовь ушла, на веки вечные оставив скорбь“». Я играла, а она сидела и слушала. Потом она посмотрела на Дикона и спросила: «Хорошо ли вы учили мою дочь?» Он, заикаясь, сказал, что приложил все силы, а я была способная ученица. Она еще немного посидела, потом встала и вышла. Мы не знаем, что будет, но Дикон боится.

Скоро мы узнали, что было дальше. Дикон больше не появился в комнате для занятий — ему отказали.

Сенара то приходила в ярость, то была тиха и печальна. Она плакала по ночам и постоянно говорила о Диконе. Я раньше думала, что ее чувства несерьезны, но, оказывается, время шло, а она помнила Дикона и говорила о нем с горьким и грустным сожалением.

***

После того случая Сенара изменилась. Казалось, она все время пыталась выиграть у меня по очкам. Думаю, в ее натуре была зависть, и особенно там, где дело касалось меня. Я не забывала, что в ранние годы своей жизни она была беспризорным ребенком, о котором ничего не было известно, ее имя выдавало это. Восхищение Дикона несколько смягчило ее, но, когда она этого лишилась, она опять стала страдать.

Сначала она больше откровенничала с Мэри, чем со мной. Она говорила о том, что у меня есть Фенн Лэндор, и выражалась о нем так, будто мы уже были помолвлены. Признаться, я не останавливала ее, хотя и должна была. Я была в таком восторге от желания быть помолвленной с Фенном, что не могла противиться искушению думать, что это так.

Затем мачеха, без сомнения, под влиянием случая с Диконом, сказала, что теперь, когда мы повзрослели, в замке должно быть больше развлечений. Она пригласит лучшие семьи соседей, некоторые из них имели подходящих молодых людей, которые могут заинтересоваться нами, к тому же есть еще и Коннелл, о котором тоже надо подумать.

Отец, очевидно, согласился. Он всегда соглашался с мачехой, по крайней мере, я никогда не видела ни одного конфликта между ними. Когда я сравнивала их с покойным дедушкой и бабушкой, я думала о том, какими разными были их отношения. В постоянных пререканиях тех было больше естественности, чем в спокойствии между отцом и мачехой, — это при всех качествах моего отца. Я чувствовала, что, оставаясь наедине, они были не такие. Иногда мне приходила в голову мысль, что мачеха действительно была ведьмой и даже мой отец был ее рабом.

— Молодой человек, который привез тебя от бабушки, очень обаятельный, сказала Мария. — Кажется, у него есть сестра? Может быть, пригласить их обоих погостить у нас?

Я обрадовалась и сказала, что они с удовольствием приедут.

Портниха с утра до ночи шила новые платья для нас. Когда начиналось новое правление, моды всегда менялись. В сельской местности, как у нас, мы приблизительно на год отставали в моде, но все же и у нас теперь были высокая талия на датский манер, юбка с фижмами и узкие рукава под длинными, свисающими от локтей. Платья были с юбками, раскрывающимися спереди, чтобы показать полосатые нижние юбки, обычно из лучшего материала, чем само платье. Исчезли круглые плоеные жесткие воротники, чему я была рада, а вместо них появились воротники стоячие. Комната блестела от всевозможных тканей: тафты, Дамаска, шелка, бархата, смеси шелка и какого-то более плотного материала, называемого полотном, и мокадо — подделки под бархат. Комната портнихи говорила о том, что в замке жили трое молодых людей брачного возраста. Странно, но всем было весело.

Мэри была славная девушка, мы обе были в восторге от нее: она была хорошенькая и жизнерадостная. Она очень много говорила, особенно с Сенарой, о Джоне, своем женихе, о том, что скоро они поженятся. Много волнения вызвало ее кольцо, оно выглядело как золотое.