Любовь, только любовь - Бенцони Жюльетта

Ее большие лиловые глаза остановились на другой палатке, вокруг которой виднелись серебряные доспехи и плюмажи из перьев белой цапли, украшавшие шотландцев коннетабля, в то время как возле той, первой палатки собирались гвардейцы Филиппа в черно-серебряных плащах.

За тонкими стенами палатки, сделанной из голубого французского шелка, Катрин с волнением угадывала присутствие Арно – вернее, чем при взгляде на серебряный герб с черным ястребом, висящий над входом. Сердце влекло ее к нему, и удары его становились болезненными, когда она представляла себе одиночество этого человека, который там, за тонкими шелковыми стенками, готовится к смерти. В то время, как вокруг палатки вандомца все время толпился народ, пажи и господа непрерывно входили и выходили, образуя пеструю бесконечную волну, голубые шелка Арно были неколебимы. Только священник зашел туда!

– Если бы я не был уверен, что наш юный гордец находится в палатке, – сказал за спиной Катрин гнусавый голос, – я подумал бы, что она пуста!

Эрменгарда де Шатовиллен, тщательно выбиравшая подушку, на которой должен был покоиться ее обширный зад, обернулась одновременно с Катрин. Перед ними стоял молодой человек лет двадцати семи – двадцати восьми, светловолосый, тонкий и элегантный, хотя весь его облик так и светился фатовством. Он, безусловно, был красив, но Катрин сразу же поняла, что он слишком хорошо это знает. Однако Эрменгарда, пожав плечами, угрюмо проворчала:

– Не пытайтесь злословить, Сен-Реми. Молодой Монсальви не из тех, кто смывается в последний момент…

Жан де Сен-Реми послал им лукавую улыбку, бесцеремонно вскочил на помост, где собирались расположиться дамы, и оказался на одной высоте с ними.

– Я это знаю лучше, чем вы, мадам Эрменгарда. Не забудьте, что я был в Азенкуре. И видел, какие подвиги совершал мальчик, которому было едва ли больше пятнадцати или шестнадцати лет. Боже мой, просто лев! Он орудовал боевым бичом в рукопашной с проворством крестьянина на поле. А если я так сказал, то только для того, чтобы иметь возможность… быть представленным даме, которой я восхищался издалека в течение трех дней: красавице с черным бриллиантом!

Он так ослепительно улыбнулся Катрин, что она окончательно простила ему его фатовство. Окончательно – потому, что она уже начала прощать его, когда он возносил Арно такую горячую хвалу. Молодой человек теперь казался ей гораздо более симпатичным, он уже меньше походил на картинку из молитвенника в своем величественном зеленом камзоле, так обильно обшитом тонкими золотыми ленточками, что казалось – это светлые волосы развеваются на ветру. Перо вызывающе торчало на его головном уборе в форме цветочного горшка – ничего подобного не было на голове ни одного из мужчин.

Эрменгарда засмеялась.

– Что же вы не сказали раньше! Дорогая Катрин, вы видите перед собой мессира Жана Лефевра де Сен-Реми, из рода д'Абевилль, личного советника монсеньора герцога, великого специалиста по гербам всех сортов и главного арбитра в области изящного при дворе. Что до вас, мой друг, вы можете поприветствовать мадам Катрин де Бразен, жену нашего министра финансов и придворную даму вдовствующей герцогини.

Сен-Реми поклонился Катрин, выражая самое живое восхищение и осматривая при этом глазом знатока ее туалет и драгоценности.

– Невозможно видеть мадам и не дрожать от восторга, – начал он с энтузиазмом. – Не найдешь ничего элегантнее этого туалета, в котором нарочитая простота только подчеркивает достоинства этих великолепных аметистов. С тех пор как я пришел сюда, я вижу только ее и, если позволите, наслаждаюсь. Да, да, именно так – наслаждаюсь!

Действительно, Катрин надела сегодня аметисты, которые Гарен подарил ей к свадьбе, и, чтобы не отвлекать внимание от роскошных камней, выбрала простое белое шелковое платье с лиловым отливом. Но шелк был так хорош, так пластичен, что обрисовывал малейшие изгибы ее тела вплоть до бедер, как будто был влажным. Модный высокий чепец был сделан из той же ткани и покрыт тонким белоснежным кружевом, облаком окутывавшим ее открытые плечи. Она наряжалась очень тщательно – с особой тщательностью, граничащей с безнадежностью. Она собиралась смотреть, как рискует жизнью Арно, будучи красивее, чем всегда. Нужно, чтобы он ее увидел, чтобы различил ее в толпе зрителей.

Они с Эрменгардой пришли пораньше, чтобы занять хорошие места на трибуне, предназначенной для окружения принцесс, но через несколько минут хрупкое сооружение было заполнено толпой благородных зрителей: дамы и девицы в драгоценных уборах, болтливые и возбужденные молодые люди, серьезные советники и несколько старых рыцарей, пришедших, чтобы оживить свои воспоминания, глядя на подвиги других. Катрин видела, как пришла Мари де Вогринез и как она поджала губы, обнаружив, что мадам де Бразен сидит в первом ряду.