Ночные услады - Райс Патриция

Прекрасно понимая, что у Элеоноры есть все основания подозревать, будто он имеет непосредственное отношение к исчезновению леди, взятой под королевскую опеку, Филипп промолчал. Если он и догадывался о том, где Эльвина, выдавать ее не собирался.

Филипп выехал на арену, преисполненный решимости. Что бы там ни было припасено у Раймонда, чтобы свалить его с ног, Филипп твердо решил противостоять ему. Генрих подозревал, а Филипп знал наверняка, куда отправилась Эльвина и какой опасности себя подвергает. Значит, надо выжить, хотя бы для того, чтобы отыскать эту упрямую девчонку и вправить ей мозги. Зачем, зачем только он заговорил с ней об опасности, которой может подвергнуться их сын?

Мощный конь под ним, устав от вынужденной неподвижности, рвался в бой. Филипп, поклонившись королю, огляделся. Сэр Раймонд выезжал с противоположного конца. Шлем скрывал его лицо, но Филипп чувствовал на себе его мрачный взгляд. Продумывая тактику боя, Филипп решил было изобразить, будто едва держится в седле — потешить противника надеждой на то, что яд возымел действие, но передумал. Пусть трус дрожит в седле все время, которое займет поединок, не зная, с какой стороны ожидать смертельного удара.

Генрих ответил на приветствие угрюмым кивком и велел глашатаям объявить начало.

Раймонд, осознавая свое отчаянное положение, дрался с бешеным упорством. Копье его ударилось о щит Филиппа, но тот усидел в седле без особых усилий. Атака стоила Раймонду копья. Филипп старался оценить возможности соперника. Раймондом владел страх, а Филипп по опыту знал, что страх лишает человека разума. Его враг должен был совершить ошибку, и Филипп ждал, когда это случится, чтобы как можно скорее закончить схватку. Ему предстояло не мешкая отправляться за Эльвиной. Но вскоре Филиппу пришлось пересмотреть свое отношение к возможностям врага. Раймонд был крупнее и с успехом пользовался этим преимуществом, налегая на оружие всем своим весом.

Как бы ни впечатляло зрелище конного поединка, куда больше возбуждала пешая схватка. Все происходящее было лишь прелюдией к главному. Благородные зрители с нетерпением ждали, когда мощный удар одного собьет с ног другого, когда появится первая кровь. Свежий и прохладный октябрьский ветерок трепал яркие знамена. Покрытая инеем земля звенела под копытами мощных коней. На трибунах кричали и волновались. Рыцари разъехались и вновь на полном скаку стали сближаться.

На этот раз копье Филиппа, скользнув по щиту Раймонда, ударилось о защищенное броней плечо. Раймонд удержался, но удар оказался болезненным. Раймонд не терять уверенность. Филипп не ослабел, как обещали Mapта, передавая ему зелье.

Морально разоружив противника, Филипп сбил его с коня, но и Раймонд нанес Филиппу удар копьем. Тряхнув головой, чтобы перестало гудеть в ушах, Филипп спешился, намереваясь добить противника.

Раймонд, тяжело, со свистом дыша, сжимал широкий меч обеими руками. Поскольку щит его прогнулся и не мог более служить защитой, он подпустил Филиппа ближе. Филипп знал, что ему достаточно всего лишь парировать удары противника, изматывая его, а потом, дождавшись, когда тот ослабеет, прикончить Раймонда. Однако такая тактика требовала времени, а как раз времени Филиппу и не хватало.

Толпа одобрительно заревела. Наконец все увидят схватку один на один, бой, в котором в полной мере проявятся сила и мастерство соперников. Тяжелый металл мечей легко рвал сетку кольчуг. Плечо Раймонда окрасилось кровью, и все же боковым ударом он сбил Филиппа с ног. Филипп осел на колени, и Раймонд под рев трибун замахнулся, чтобы убить его, но тот не желал умирать.

С гневным восклицанием Филипп вскочил на ноги: он отчетливо вспомнил, как это голое волосатое чудище распласталось однажды на Эльвине. Ненависть удвоила его силы. Любовь учетверила. Филипп размахнулся, меч его описал дугу и опустился на шею Раймонда, в мгновение ока отделив голову от туловища.

Толпа взревела, приветствуя победителя. Филипп взглянул на короля, с грустью скользнув взглядом по пустому месту, предназначенному для Эльвины.

Если в Лондон они мчались во весь опор, то теперь, без Филиппа, ехали не спеша. И все же Эльвине приходилось тяжелее, чем в прошлый раз. Неотвязная тревога за Филиппа и за их ребенка не позволяла ей как следует отдохнуть. Но виноватой перед Филиппом Эльвина себя не чувствовала: она предупредила его, и если он не понял намека, пусть пеняет на себя. Ребенок нуждается в ней. Нуждается сейчас, как никогда. Она должна жить ради ребенка. Имея цель, можно не замечать мышечной боли, как и боли душевной.