Несущая свет. Том 3 - Гиллеспи Донна

Затем Коракс перешел туда, где стояла Суния, и начал как обычно распекать ее, однако сегодня его голос звучал как-то странно. Ауриана обернулась и посмотрела в их сторону. Коракс говорил мягко, вкрадчиво.

— Плохо, безнадежно плохо, — говорил он. — Выпрями эту руку. Так. Каждый раз ты оказываешь противнику услугу — ему очень просто угадать твое следующее движение. Ты все время опаздываешь. Ладно, будем надеяться, что пантерам понравится твое мясо.

Одной рукой Коракс взял Сунию за запястье, показывая ей ложный выпад, а другая его рука как бы невзначай легла на грудь Сунии.

— Вот так. Бей поглубже, чтобы заставить противника уйти в глухую защиту. Согни ноги в коленях. Вот как нужно, смотри.

Голос Коракса стал противно слащавым. Суния извивалась всем телом, испытывая отвращение от прикосновения грязных, похотливых рук безобразного мерзавца, который продолжал тискать ее грудь и давать указания как ни в чем ни бывало.

— Помни, ты уязвима в тот момент, когда совершаешь движение вперед. Не забывай держать голову прямо во время выпада.

Ауриана бросила свой меч и как тигрица прыгнула на шею Коракса. Все трое повалились на песок.

На этот раз Ауриане повезло куда меньше. Коракс уже хотел казнить ее, но в последний момент передумал, хотя желание увидеть ее предсмертные корчи было сильнее любой страсти или похоти, которые он когда-либо испытывал. Но тут ему опять вспомнился Метон. Коракс удовольствовался тем, что приказал дать Ауриане двадцать ударов плеткой-треххвосткой. Кроме того, ей пришлось отсидеть девять дней в карцере.

Когда Ауриану освободили, и Коракс опять встретился с ней на тренировках, то его неуверенность, которую она раньше пробуждала в нем, превратилась в страх. Ни в чьих глазах он еще не видел столько глубокой ненависти. Она была ведьмой, у которой свихнулись мозги. Коракс был почти уверен, что однажды он примет от нее смерть, проснется умирающим от ее колдовства, а по его телу будут ползать черви. С этого времени его на тренировках постоянно сопровождали два стражника. Без них он был не в состоянии наблюдать за своими подопечными. Стражники оказались чрезмерно словоохотливыми, и вскоре все знали о том, что Коракс — ничтожнейший трус, панически боящийся своих учениц-гладиаторов.

Ауриана уже потеряла счет дням и не могла определить, сколько времени она находится в этом месте, где не меняются времена года. Наверное, уже и день возрождения огня проскользнул незаметно, никто не устраивал пышных хороводов, не пекли пирогов на праздник первой борозды, как это было в Германии. Никто не мог сказать ничего определенного, ведь ночью они могли видеть лишь потолки своих камер. Время здесь не двигалось вперед, оно стояло на месте подобно воде в тихой заводи с незаметными омутами, которые норовили засосать в себя.

Наконец, настал день, когда Коракс объявил, напыжившись изо всех сил.

— Через четыре дня вам будет устроен экзамен. Те, кто сдаст его, останутся со мной По школе уже ходят слухи, но я сообщаю вам официально — наша школа обязана выставить двадцать женщин и сто мужчин на игры в честь богини Цереры^[1], которые состоятся на третий день после апрельских нонов. Каждому наставнику придется отдать часть своих гладиаторов. Кроме того, нам нужно сформировать команду, чтобы защитить нашу честь в боях с Клавдианской школой. На экзаменах не будет победителей. Я всего лишь намерен определить степень подготовленности каждого из вас и отобрать тех, кто покажет несгибаемую волю к победе и способность к совершенствованию своего мастерства. Неудачники, которые могут только запятнать репутацию школы, будут отсеяны. Четыре дня! Готовьтесь!

«Что же станется с Сунией? — в отчаянии подумал Ауриана. — Дела ее получше, но не настолько хороши, чтобы надеяться на благополучный исход. Что же делать?»

Все эти четыре дня Ауриану мучила бессонница. Она лежала с открытыми глазами и слушала искаженные многократным эхом голоса стражи при смене караула, рыдания, доносившиеся из соседних камер. Суния притворялась спящей, но Ауриану невозможно было провести. Она понимала, что Суния была напугана сверх меры, и у нее не оставалось сил плакать.

Глава 37

— В том, что я намечаю сделать, — сказал Марк Юлиан Диоклу, — заключается риск и для тебя. Если все провалится, то ты сможешь тайно покинуть город. Я уже принял меры на этот счет.