Наследство Валентины - Коултер Кэтрин

– Сомневаюсь, что это будет внук, Оливер, – язвительно прошипела Порция. – Если ей так плохо, скорее всего родится девочка. Еще одна! Это все, на что способны Уорфилды.

Джеймс, стиснув вялую руку Джесси, весело ответил:

– Буду рад иметь полдюжины девочек, мэм, с такими же великолепными рыжими волосами и прелестными зелеными глазами, как у Джесси!

– У нее раньше не было никаких великолепных волос, – фыркнула миссис Уорфилд. – Это волосы ее бабки. Джесси унаследовала ее проклятие, но по крайней мере бабка прятала их под уродливыми чепцами и шляпками, чтобы никто не глазел.

В эту минуту в комнату, пошатываясь, вошла Гленда, такая же бледная, как Джесси. Глаза красные от рыдании, платье помято. Джеймс поднялся и улыбнулся ей. Гленда немедленно устремила взгляд на его чресла.

Глава 27

Джеймс продолжал невозмутимо улыбаться, втайне гордясь своей выдержкой.

– Рад видеть вас, Гленда. Выглядите, как всегда, прекрасно. Теперь мы с вами породнились, и у меня появилась еще одна сестричка.

Гленда подняла глаза, уставилась на Джесси и, застонав, процедила дрожащим голосом:

– Меня предали. Втоптали в грязь. Во всем виноваты вы оба! Джеймс, как вы могли не заметить меня, единственную женщину, предназначенную небом для, вас, исполненную красоты, грации и ума и согласную разделить с вами жизнь. И что вы получили взамен? Подумать только, она родит себе подобное создание! Какой ужас!

– Что за вздор ты несешь, Гленда? – заметила Джесси.

– Ты украла у меня Джеймса, жалкая тварь! Всегда была уродливой, неуклюжей гусыней, рядившейся мальчишкой, и я не обращала на тебя никакого внимания, разве что иногда посмеивалась, когда ты вела себя особенно глупо! Но теперь... теперь ты изменилась, и это просто несправедливо! Ненавижу тебя, Джесси! Ты родишь точную копию самой себя! И снова станешь прежней! Джеймс поймет это и возненавидит тебя так же сильно, как я.

Никто не нашелся с ответом. Гленда, спотыкаясь, выбралась из комнаты, но, остановившись на пороге, круто развернулась. Ее лицо на глазах распухало, покрываясь красными пятнами.

– Я убью тебя, Джесси! – разъяренно завопила она. – Ты обесчестила себя и вынудила Джеймса жениться! Совратила его! Но это долго не продлится! Увидишь! Уже через неделю, если не раньше, ты надоешь ему до смерти! Разве ты способна заинтересовать мужчину, даже в таком виде? Никогда! Ха! Да ты просто не знаешь, с какого конца взяться за дело!

Оливер Уорфилд, откашлявшись, обратился к жене:

– Дорогая, я вынужден просить тебя поговорить с нашей дочерью. Ее поведение, говоря по правде, невыносимо. Джеймс никогда не поощрял ее даже взглядом.

– Как, впрочем, и Джесси, но сейчас она беременна.

– Это совсем другое дело, – спокойно возразил Оливер, поднимаясь. – Джесси, пойдем, посмотришь конюшни. Лошади по тебе соскучились. Может, и ты, Джеймс, присоединишься к нам?

– О да, папа, мне просто не терпится. Джеймс?

Пока Джесси здоровалась с конюхами, гладила лошадей и оделяла их морковью и сахаром, Оливер Уорфилд потащил Джеймса в контору, извлек из ящика обшарпанного письменного стола бутылку портвейна и наполнил два бокала.

– За тебя, сынок. Как чудесно звучит! За твою женитьбу на моей любимой дочери!

– За это стоит выпить, – согласился Джеймс, чокаясь с тестем.

Мужчины молча выпили. Джеймс откинулся на спинку скрипучего старого кресла, самого удобного из тех, в которых ему когда-либо доводилось сидеть, и сказал:

– Помнишь, как Джесси съела целый арбуз, чтобы тебе не досталось ни кусочка?

– Господи, да это, должно быть, случилось не меньше пяти лет назад. С тех пор она даже не смотрит на арбузы.

– Но сейчас все изменилось.

– Просто ты сделал ее счастливой, Джеймс. Может, теперь она начнет есть арбузы? Как ты считаешь?

Улыбнувшись неожиданно строгому отцовскому тону тестя, Джеймс пожал плечами:

– Возможно. Тебе известно, что мои английские родственники, их двое детей и четверо слуг приехали с нами?

– И все остановились в Марафоне? – в ужасе пробормотал Оливер. – В твоем доме?

– К несчастью, да. Дачесс – это прозвище графини Чейз – заверила меня, что не стоит беспокоиться: все прекрасно понимают, на что я потратил деньги, и не осуждают меня.

– А мне кажется, ты перестарался. Эти рабы теперь живут лучше многих белых людей!

Знакомая ярость вмиг охватила Джеймса, но он сумел придержать язык. Нет смысла вступать в ненужные споры. Его все равно не поймут.