Кинжал с красной лилией - Бенцони Жюльетта

— Хорошенький способ выразить благодарность. Что же, она была так уродлива, эта бедняжка?

—Да нет, вовсе нет! Но, я думаю, она была вдвое меня старше. По меньшей мере вдвое, я думаю.

— А я думаю, что мы удовлетворимся данным ответом, — заявил де Сюлли. — И вернемся к той ночи, когда был убит маркиз де Сарранс, и вы расскажете нам, что видели и что делали.

Тома обрел присущие ему спокойствие, краска сошла с его лица, и он рассказал, как пыталась покончить с собой донна Лоренца, как он вытащил ее из воды, как повстречался с мадам де Верней, как мадам де Верней решила доверить несчастную заботам своей матери, которая как никто умела врачевать самые болезненные раны.

Само собой разумеется, королева и тут нашла, к чему придраться:

— Почему вы не принесли ее в Лувр? У меня о ней позаботились бы не хуже, мой личный врач и мадам Кончини...

Ее вмешательство в очередной раз страшно рассердило ее супруга:

— Только не говорите мне, что вы сами стали бы за ней ухаживать! Вы, такая набожная, стали бы заботиться о самоубийце? Позвольте мне вам не поверить. Вы бы просто-напросто ждали, когда смерть сделает свое дело и заберет ее. А ее добрая тетушка всячески бы способствовала смерти бедняжки! Кстати, где эта тетушка? Я, кажется, приказал ее арестовать?

— Ваш приказ невозможно было выполнить, сир, мой супруг! Донна Гонория потеряла сознание, и я ее доверила...

— Немедленно приведите ее в сознание и доставьте сюда!

— Но...

Впервые за время заседания Марии де Медичи стало не по себе.

— В чем же дело?

Мария покашляла, поерзала на месте, нервно порылась в рукаве, ища носовой платок, нашла его, деликатно промокнула им ноздри и наконец снизошла до ответа:

— Этим утром моя дорогая Галигаи нашла ее комнату пустой. Донна Гонория незаметно прошла по покоям так, что никто ее не заметил. Похоже, она... исчезла!

— И она тоже?! Сто чертей и один дьявол! Мне кажется, исчезновения становятся у нас дурной традицией! Отыскать ее немедленно и чем скорее, тем лучше!

Прокурор Женен, до сих пор не проронивший ни слова, заговорил:

— Не будем придавать большого значения отсутствию донны Гонории, сир. Все ее показания у нас записаны.

— Но в них нет ни слова правды, — со вздохом произнесла Лоренца. — Она не переступала порога особняка де Сарранса. Ее не было среди дам, которые меня сопровождали...

— Ничего удивительного, она же пряталась! В любом случае, Ваши Величества, — продолжал Женен, обращаясь к королевской чете, — все, что сообщил нам барон де Курси, ни в чем не противоречит показаниям донны Гонории.

— Напрасно вы так считаете! — запротестовал барон. — Когда я нашел донну Лоренцу, она находилась в таком состоянии, что было очевидно, что она никак не могла справиться с таким крепким человеком, каким был маркиз. Маркиз де Сарранс обладал недюжинной силой, и он нанес весьма серьезные раны своей молодой супруге, когда хлестал ее.

— Вы забыли об одной подробности... Обвиняемая сама в ней призналась: она бросила в маркиза бронзовую фигурку и сделала это с такой силой, что он лишился сознания. Бесчувственному человеку легче легкого перерезать острым лезвием горло! После чего обвиняемая вполне могла убежать из особняка и броситься в Сену, очевидно, в ней заговорили раскаяние или угрызения совести. А может быть, она испугалась наказания за совершенное преступление — утонуть легче, чем подняться на эшафот.

— Что вы об этом знаете? — в ярости воскликнул Тома. — Вы что, уже испробовали и то, и другое?

На этот раз к гневу Тома примешивался и страх. Прокурор говорил так весомо и логично, что гнусный рассказ Гонории снова выглядел совершенно правдоподобно. И хотя Лоренца утверждала, что Гонория не присутствовала на свадебном пиру и вообще не появлялась в особняке, вполне можно было допустить, что она спряталась и... Как бы там ни было, но прокурор вновь перетянул чашу весов в сторону вины. Достаточно было взглянуть на насмешливую улыбку королевы, нахмуренные брови короля, обеспокоенные лица дам д'Антраг, торжествующее лицо прокурора... Все молчали, и в тишине раздался усталый голос Лоренцы:

— Но я не убивала маркиза де Сарранса. Клянусь спасением моей бессмертной души! Я не повинна в этом кровавом преступлении!

— Я вам верю! — воскликнул король, стукнув кулаком по подлокотнику кресла. — Я знаю, что ужас и отчаяние могут придать сил и подтолкнуть слабое существо искать спасения в бегстве, но никогда не слышал, чтобы под их влиянием человек опускался на колени и хладнокровно перерезал горло лежащему без чувств человеку. Вы же едва дышали, когда я вас увидел...