Самый неподходящий мужчина - Беверли Джо

— Для меня было честью оказать эту небольшую услугу, сир, — сказал Фитц, снова поклонившись.

— Небольшую? — переспросил король. — Вы бы не назвали спасение нашей жизни небольшой услугой, не так ли?

Фитц мгновение помолчал, затем сказал:

— Разумеется, нет, сир. Это величайшая честь для любого.

— Сохранение мира и стабильности нашего королевства есть величайшая честь для любого, сэр! — Строгая поправка прозвучала почти как порицание, но король продолжил: — Мы слышали, сегодня вы разобрались с неким субъектом, нарушавшим наш покой в Лондоне. Молодец. У вас длинный послужной список. Мы не забудем наградить вас.

На ошеломляющую долю секунды Дамарис показалось, что король и вправду пожалует Фитцу рыцарский титул, но затем он сказал:

— Мы назначаем вас камер-юнкером. — И вытянул руку. Дамарис точно не знала, что это значит, но звучало как весьма ответственный пост. Когда Фитц выразил свою благодарность и склонился над королевской рукой, зал загудел.

Дамарис стоило больших трудов не расплыться в улыбке. Как Родгар убедил короля сыграть такую роль? Однако он сделал это, и все получилось. Последние достижения Фитца затмили его прошлое, и он снискал королевскую благосклонность. Пусть теперь кто-нибудь посмеет повернуться к нему спиной!

Она раскрыла веер и спрятала за ним улыбку, наблюдая за присутствующими. Некоторые стояли как громом пораженные. Другие казались приятно заинтригованными. Леди Трешем бросила самодовольный взгляд на мистера Уолпола, которому не терпелось разнести эту новость. На пути к ней Фитца то и дело останавливали желающие отвесить поклон или сделать реверанс, а офицер в форме, широко улыбаясь, хлопнул его по спине.

Дамарис с трудом сдерживала слезы счастья, но заставила себя отвернуться и постаралась выглядеть скучающей. Еще существует опасность все испортить, если сплетники поймут, каковы ее чувства к нему. Впрочем, узнают, когда они поженятся. Но это, увы, не может быть слишком скоро...

— Мисс Миддлтон?

Она вздрогнула при звуке королевского голоса и торопливо присела.

— Теперь можете спеть. Без аккомпанемента, как я понимаю? О Господи! Она провела языком по пересохшему рту.

— Да, ваше величество.

Он жестом указал на свободное пространство неподалеку и повернулся к следующим в очереди.

Дамарис встала на указанное место, молясь, чтобы буря чувств, бушевавших внутри ее, не повлияла на голос. Возможно, она начала все-таки несколько неуклюже, но потом знакомая радость музыки захватила ее. Хвалебная песнь весне полностью соответствовала ликованию в ее душе и надеждам на будущее. Она старательно не смотрела на Фитца, но он пребывал в ее мыслях и сердце.

Король первым зааплодировал и объявил, что они еще услышат ее. Однако покинуть прием оказалось делом непростым, ибо половина зала захотела выйти.

Дамарис не могла быть рядом с Фитцем, поэтому пошла с Родгаром.

— Теперь я могу выйти за него?

— Не сию минуту, но да. Для меня было бы разочарованием узнать, что вас удержало мое мнение, но я дам свое одобрение, и, таким образом, вы получите свое состояние.

Она нахмурилась:

— Когда вы решили, что он подходящий муж для меня?

— Я бы не послал вас с ним в Чейнингс, если бы не считал это возможным. Любовь трудно скрыть.

— Тогда я еще не любила его.

— Разве? Это часто случается в один день, в одно мгновение, а он мужчина, достойный такого дара.

Слуги вышли вперед с их одеждой. На улице их ждали портшезы.

Дамарис вдохнула свежий воздух и усилием воли поборола желание взглянуть на Фитца. Но когда он помогал ей сесть, тихонько сообщила:

— Родгар дает нам свое благословение. Он мягко, беспомощно рассмеялся.

Едва они вернулись в Маллорен-Хаус, она вошла в холл, распевая: «Давно о герое мечтает она, прекрасная леди твоя!»

— Что значит быть камер-юнкером? — спросила она Фитца, взяв его за руки.

— Около пяти сотен в год, для начала, — ответил Родгар. — Ценой периодического, не слишком частого появления при дворе. Не много, но вполне достаточно, чтобы содержать жену.

Фитц повернулся к Дамарис с глубокой, но все еще неуверенной радостью в глазах. Он поднес ее руки к губам и поцеловал.

— Выйдешь за меня, Дамарис?

Несколько дерзких, пиратских штучек пришло ей на ум, но она удержалась и просто ответила:

— Это будет величайшей честью для меня, сэр.

Эпилог

14 февраля 1764 года