Дочь дьявола - Коултер Кэтрин

— Нет, конечно, нет, — засмеялся Камал. — Ив следующий раз, когда ты снова разозлишь меня, я начну осыпать тебя ласками и поцелуями, пока ты не потеряешь голову и не отдашься мне сама, по доброй воле. А, ты опять краснеешь, Арабелла? Какое счастье, что ни один мужчина, кроме меня, не узнает глубин твоей страсти, и будь уверена, я никогда не позволю тебе это забыть!

Будущее. Она вдруг поняла, что хочет связать свое будущее с этим мужчиной, не важно почему. Только так, и никак иначе.

— Как прекрасна эта земля! — прошептала она. — Дикая и непокоренная! Весь день я чувствовала себя такой одинокой и испуганной.

— А сейчас?

Арабелла глубоко вздохнула.

— Сейчас, — улыбнулась она, — мне тепло, уютно, спокойно.

Камал скептически оглядел маленький лагерь.

— Тебе легко угодить, любимая.

Она понимала, что должна немедленно узнать о его намерениях, но не хотела обрывать тонкую нить дружеского тепла, протянувшуюся между ними. Завтра у нее будет для этого достаточно времени.

— Я знаю тебя всего неделю, — начала она.

— А мне кажется, прошло не меньше года, — шутливо охнул Камал, опускаясь на землю рядом с ней. — Понимаешь, жизнь здесь совсем другая. Мне трудно к ней привыкнуть, хотя я до шестнадцати лет жил в этой стране.

— Лелла сказала, что ты учился в Европе. Как отец отпустил тебя?

— Ты забываешь, что моя мать итальянка. Она хотела, чтобы сын получил образование в Италии, и Хамил помог мне убедить отца. Я провел десять лет в Риме и Флоренции. В этом, дорогая, нам повезло.

— Что ты имеешь в виду?

Камал, не отвечая, встал и принес из шатра толстое шерстяное одеяло. Расстелив его перед огнем, он уселся и скрестил ноги.

— Может, перенесешь одеяло и сядешь рядом? Становится холодно, и мы сможем согревать друг друга теплом наших тел.

Арабелла молча повиновалась. Высохшие волосы струились по спине медовым каскадом. Почувствовав его взгляд, она быстро повернулась к нему лицом.

— Ты не ответил мне, Камал.

Камал поднял руку и стал наматывать на пальцы густые душистые пряди.

— Когда моя мать впервые рассказала о предательстве твоего отца… нет, не перебивай меня, — я спросил ее, есть ли у графа дети. И поскольку вы с братом не отвечаете за преступления родителей, велел ей ни в коем случае не причинять вам зла. Узнав, кто ты, я решил обращаться с тобой, как с английской леди, и держаться на почтительном расстоянии. Но ты была чертовски высокомерна и сыпала оскорблениями, а мать написала, что ты ничем не лучше уличной шлюхи. Наверное, я считал, что любая юная леди, перенесшая подобные испытания, упала бы в обморок или билась в истерике и умоляла о милосердии. Но слышать, как тебя называют дикарем, варваром, животным… нет, как я уже сказал, дорогая, ты пробуждаешь во мне худшие инстинкты.

Арабелла удивленно пожала плечами:

— Я никогда не падаю в обморок и в жизни не билась в истерике.

Он наматывал ее волосы на руку до тех пор, пока лицо Арабеллы не оказалось совсем близко, и нежно припал к полураскрытым губам.

— Я всегда восхищался отвагой и мужеством, но не подозревал, что женщина способна обладать такими качествами. И… не ожидал встретить подобную страсть.

Арабелла смущенно потупилась, но не отстранилась.

— Я тоже, — призналась она так искренне, что Камал тихо засмеялся. — Ты знал многих европейских женщин?

— Да, конечно. В Италии я прожил десять лет. Там я стал мужчиной, и не одна дама горела желанием оказаться моей наставницей в искусстве любви. Пойми, Арабелла, когда я вернулся в Оран, чтобы заменить погибшего брата, пришлось следовать обычаям и традициям моего народа — именно этого ожидали от меня подданные и алжирский дей.

— Лелла так и сказала. И еще твердила, что ты несчастлив здесь.

— Но каждый должен исполнять свой долг. Между нами многое произошло, Арабелла, но я не хотел унижать тебя, когда приказал высечь. Другого выхода не было, но Елена не виновата, она просто капризный испорченный ребенок, не более того. На твоем месте я не смог бы выносить так долго злобу и ненависть. Правда, хорошо нацеленный удар в самую уязвимую часть моего тела стал на несколько часов довольно болезненным напоминанием о твоей ярости.

— Ты рисуешь меня какой-то амазонкой с мужским нравом. Но это не так, Камал. У меня не хватило храбрости принять смерть ради спасения родителей. Когда я бросилась на тебя с кинжалом, моя рука дрогнула. Твоя гибель означала мою, и я испугалась. Даже сегодня я поняла, что не хочу умирать, что жизнь слишком драгоценна. Я жалкая трусиха!