Оливье, или Сокровища тамплиеров - Бенцони Жюльетта

— С Божьей помощью надеюсь достойно перенести мучения. Думаю, мессир де Ногаре оставил блестящих учеников?

Парейль снова пожал плечами с неопределенным выражением лица и вышел, не добавив больше ни слова.

Оставшись один, Оливье растянулся на каменной скамье. Усталость после долгого дня пути и последних событий давала о себе знать, и поскольку Оливье, полагаясь на королевское слово, не беспокоился больше за дам из Пчелиного домика, он накрыл глаза, уснул и не проснулся, даже когда Ален де Парейль сам принес ему то, что обещал, а в придачу еще и свечу. Осветив ею пленника, он несколько секунд изучал спящего человека, а затем отправился к королю.

— Что он говорит? Что делает? — спросил тот.

— Ничего, сир. Он спит.

— Как мудрец... или как чистая душа. А тот, другой?

— Плачет, стонет, заявляет о своей невиновности и добрых намерениях. Думаю, что он боится!

— И, может статься, не напрасно. Завтра отведите его в Шатле, пусть он там ожидает решения своей судьбы.

— А... другой?

Взгляд, который король обратил на него, смутил гвардейского капитана: он осмелился задать вопрос королю, но дело было сделано, и он не собирался извиняться, это только усугубило бы его вину. После короткого молчания, не поднимая глаз, он услышал:

— Похоже, он пришелся вам по душе?

Тогда капитан поднял голову, чтобы взглянуть на своего господина.

— Да, сир. Он мог продолжать скрываться, но он отдал себя в вашу власть, чтобы защитить от этой мерзкой скотины беззащитных женщин.

— Таких ли уж беззащитных? С ним-то?

— Конечно, он мог убить галантерейщика, бросить его тело в Сену... Но он предпочел вручить себя правосудию короля!

— И, тем не менее, он мятежник. К тому же, очень дерзкий.

Видя, что лицо Филиппа снова помрачнело, Парейль грустно вздохнул, но не добавил больше ни слова, боясь неловкими и неуместными речами усугубить положение пленника. Думая, что аудиенция окончена, он поклонился, чтобы уйти, но король жестом остановил его:

— Пришлите мне мессира де Фурке и капеллана! Пусть принесут письменные принадлежности. Потом можете быть свободны. Сегодня вечером вы мне больше не понадобитесь...

Капитан отправился за теми, кого вызывал король, потом тщательно обошел замок и только затем поужинал и лег спать.

На другой день он получил приказ доставить обитательницам Пчелиного домика пергамент, подписанный королем и удостоверенный его собственной печатью на зеленом воске. Владелец замка и капеллан Пассиакума подписали документ в качестве свидетелей. Это было подтверждение прав Од на наследство своей покойной тетушки с запрещением кому бы то ни было оспаривать документ и затевать какой бы то ни было процесс.

Никто не спал в эту ночь в доме посреди фруктового сада. Матье и его сын еще не вернулись, и, следовательно, не надо было их прятать. Три женщины, сначала пришедшие в ужас при появлении офицера, постепенно успокоились, поняв, что он не желает им зла, а, напротив, принес подтверждение, что никто больше не посмеет выгнать их из дома или принудить к унизительному рабству. Но их снедало беспокойство другого рода, которое выразила старая Марго:

— Не можете ли вы, сир капитан, рассказать нам о том, что произошло вчера в замке? Что случилось с...

— Шевалье де Куртене был тут же посажен в тюрьму. Не спрашивайте меня об обстоятельствах его ареста, я не имею права их раскрывать.

Од закрыла лицо руками, и из ее глаз покатились слезы:

— В тюрьму? Но ведь он только защищал нас?

— Как видите, ему это удалось. Но, тем не менее, он мятежник, и вы должны благодарить Бога, что дело обернулось для вас так хорошо... Если бы ваш отец и ваш брат были живы, обеспечить вашу безопасность было бы гораздо сложнее... Молитесь за него, это единственное, что я могу вам посоветовать!

— А что с тем, с другим? — поинтересовалась старая дама.

— Он тоже в тюрьме. Завтра его отведут в Шатле, где он будет ждать суда.

— Мессира Оливье тоже отправят туда? — спросила Жулиана.

— Мне ничего не известно... но вам я рекомендую оставаться здесь. Вы не окажете мессиру де Куртене хорошей услуги, если отправитесь в замок вымаливать милосердия у короля, — добавил он, заметив, что в голубых глазах девушки зажегся огонек, который он очень правильно истолковал. — Вы ведь тоже служили мадам Маргарите, а это очень неприятное воспоминание для Его Величества.