Добрый ангел - Гарвуд Джулия

— Вы добились этого своим спокойным нарушением приказов, — наконец объяснил Габриэль.

Но она так и не могла сообразить, о чем он толкует. Однако священник, кажется, пенял его, поскольку закивал головой.

— Расскажите мне про эти «спокойные нарушения», супруг мой.

Габриэль засмеялся:

— Вы никогда не заставите меня поверить, будто не могли сами запомнить, в какой день какой плед надевать, — сказал он. — Вы намеренно забывали об этом, не так ли?

— Габриэль, никто ничего намеренно не забывает, — заспорила она.

— Вы просто не придавали значения этому обстоятельству, — заметил священник.

Джоанна вздохнула.

— Это правда, — призналась она. — Я считала все это вздором, но я…

— Вы спокойно нарушали приказ, — повторил Габриэль. — По той же причине вы выучились читать, — прибавил он. — Разве не так?

— Да, но это было совсем другое…

— Нет, не другое.

Джоанна вздохнула. Она знала, что не должна позволять своему мужу думать, будто она нарочно надевала не тот плед, чтобы его люди поняли, как глупо их настойчивое желание жить изолированно друг от друга. Нечестно было бы получать похвалу за то, чего она не делала.

— Я не так умна, — заметила она.

— Нет, вы умны, — сказал ей муж. — Вы убедили лаэрда Мак-Кея подождать еще пару недель, прежде чем забирать дочь домой.

— Клэр не выдержала бы трудной дороги.

— И вы помешали мне сказать Мак-Кею, что ни один из моих солдат не трогал его дочери. Я знаю, что вы намеренно схитрили, чтобы Клэр осталась здесь, и я промолчал, — прибавил он. — Но когда Мак-Кей вернется, я должен буду сказать ему правду.

— И Клэр скажет тоже, — сообщила Джоанна. — Тогда она уже достаточно окрепнет.

«И будет счастливо выдана замуж, — мысленно продолжала она, — если только удастся найти для нее подходящую партию». Габриэль мог оказаться здесь полезным.

— Супруг мой! Я нахожу, что и впрямь большая ваша заслуга — не сомневаться в своих солдатах. Быть уверенным, что никто из них не прикоснулся бы к Клэр…

— С чего вы это взяли?

— Вы сказали, — ответила она, удивленная его вопросом.

— Но, Джоанна, вы сами не верите, что никто из моих людей не прикоснулся бы к Клэр, если бы им это было предложено.

— Но ведь вы защищали их и заставили и меня поверить, что никло из них не мог тронуть Клэр! — заспорила она.

Он выглядел раздраженным.

— Мы говорим о разных вещах. Я не верю, чтобы кто-нибудь из моих людей отказался бы переспать с женщиной, которая сама предлагает себя. Однако я верю, что, если бы кто-нибудь тронул ее, он не бросил бы ее там. Он бы привез ее с собой сюда.

— И этот солдат наверняка бы признал, что он был близок с этой девушкой. Он бы не стал лгать своему лаэрду, — прибавил отец Мак-Кечни.

Габриэль кивнул.

— И вот что выходит на самом деле.

Она не очень поняла, но не хотела спорить с мужем. По ее мнению, он запутывал дело больше чем нужно.

Отец Мак-Кечни поднялся. Он еще раз похвалил Габриэля за его умную и сильную речь и поклонился Джоанне.

— Понимаете ли вы, дитя мое, что вы уберегли маклоринцев от неизбежного изгнания? Вы применили свои хитрости, чтобы заслужить их доверие, — пояснил он. — Но вы еще добились их любви.

Джоанна была пристыжена словами священника. Она прошептала «спасибо» за его доброту и тут же подумала, что завтра же должна будет переубедить его. Это Габриэль был причиной, что маклоринцы оставили свою недоверчивость и изолированность. Священник наверняка и сам придет к этому выводу.

Отец Мак-Кечни вышел из зала.

Габриэль и Джоанна продолжали сидеть за столом. Наконец они остались одни. Она чувствовала себя смущенной: обрушившиеся на нее похвалы стесняли ее.

— Я должна заставить отца Мак-Кечни понять правду завтра же, — прошептала она.

— Какую правду?

— Это вы причиной тому, что маклоринцы наконец отбросили свою недоверчивость и присоединились к макбейнцам.

Габриэль встал и поднял Джоанну на ноги:

— Вам следует научиться принимать похвалы, когда их вам делают.

— Но правда…

Он не дал ей закончить. Приподняв ее голову за подбородок так, чтобы она посмотрела прямо ему в глаза, он сказал:

— Правда очень проста для понимания, дитя. Вы стали для маклоринцев добрым ангелом.

Ей подумалось, что это самые замечательные слова, которые Габриэль когда-нибудь говорил ей. Глаза ее наполнились слезами. Однако она и не думала плакать. Она умела владеть собой.