Ведьма из-за моря - Холт Виктория

Я бесстрашно взглянула в его лицо, и, может быть, потому что он всегда уважал отвагу, его глаза немножко смягчились. Но выражение его лица изменилось, когда я выпалила:

— Твоя жена пыталась ночью убить меня… тем же способом, каким она убила мою мать!

Я успела заметить его взгляд, пока он не отвел глаза, и меня охватил ужас. Он знал, что она убила мою мать!

— Я подозревала ее, — продолжала я, указав на альков. — Я была там, наблюдала и ждала! Она убила маму тем же способом, каким был убит лорд Дарнлей!

Теперь я знаю, как это было сделано. Рот зажимается мокрой тряпкой, и не остается никаких следов… ничего. Так умерла моя мать! И ты знал это, может быть, помогал? Возможно, вы вместе это придумали?

— Нет! — горячо воскликнул он. Я была благодарна за то, что смогла в это поверить.

— Но ты знал, что она это сделала! — настаивала я, и он молчал, признавая свою вину.

— Ты, — продолжала я, — ее муж… мой отец! О, Господи, мой родной отец!

Я никогда бы не поверила, что увижу, как он дрожит. Ведь я никогда раньше не видела его в такой ситуации, где он не был лидером. Кроме того, я увидела боль в его глазах, и, поскольку читала мамин дневник и знала о симпатии, возникшей между ними, я понимала, что он оглядывается на свое прошлое и тоже вспоминает. После смерти матери он не был счастлив — и все-таки я не чувствовала к нему жалости.

— Я любила ее, — сказала я дрожащим голосом.

— Я тоже любил ее… — произнес он.

— И все же…

Он снова стал сам собой, мягкость исчезла.

— Ты этого не поймешь! — сказал он грубо. — Марии невозможно не поддаться, она — ведьма, если хочешь! Она наложила на меня заговор!

— И даже несмотря на то, что она убила мою мать, и ты знал это, ты женился на ней?

— Ты еще слишком молода, чтобы это понять!

— Я понимаю, есть такая вещь, как необузданное вожделение! — сказала я презрительно.

— Не только это, попытайся понять, Тамсин!

— Я понимаю! — резко откликнулась я. — Ты — убийца, потому что я считаю, вы виноваты оба!

— Это было сделано до того, как я узнал! Я уже ничего не мог сделать!

— Только жениться на ней и наслаждаться плодами ее жестокости.

— Ты никогда не поймешь!

— Увы, я понимаю слишком хорошо.

— Ты прекратишь, девочка, или я отведу тебя во двор и выпорю?

— Да, — ответила я, — ты можешь это сделать! Он не пытался удержать меня, когда я, оттолкнув его, вышла из комнаты, оставив его в моей спальне.

***

Я не знала, что делать. Все утро я искала мачеху, но нигде не могла ее найти.

А после полудня приехал Фенн. Я услышала его голос во внутреннем дворе, и мое сердце бешено заколотилось. Я выбежала к нему.

— Фенн, наконец-то ты приехал! Он спешился, взял меня за руки и твердо посмотрел мне в глаза.

— Я недооценил тебя, Тамсин, — сказал он, и мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Несмотря на все нерешенные вопросы и весь окружающий меня ужас, я почувствовала себя счастливой.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал он. — где мы можем побыть наедине?

— На кладбище, — ответила я. Мы вместе пошли туда.

— Итак, здесь лежит мой отец? Внезапно он сжал кулаки:

— Убийца, я отомщу ему!

— Мне было так больно, когда ты не приезжал! — воскликнула я.

— Я был несчастен… больше всего потому, что думал, что и ты участвовала в этом.

— Никогда!

— Теперь я это знаю! Я знаю, что ты спасла один из наших кораблей. Я говорил с капитаном, и он сказал мне, что свет Пейлинга спас его от катастрофы. И теперь я знаю, что это ты зажгла светильники после того, как они были погашены!

— Я не знала о здешних грязных делах, пока не прочла мамин дневник. Она все знала, но ведь он был ее мужем.

Фенн кивнул:

— Я люблю тебя, Тамсин!

— Странное место для того, чтобы чувствовать себя счастливой!

— Но прежде чем я смогу говорить с тобой об этом, мне нужно кое-что сделать. Твой отец виновен в гибели моего, и я поклялся, что убийца моего отца не уйдет от меня. Я приехал сюда для того, чтобы говорить о ненависти, а не о любви! Я намерен отплатить ему за жизнь своего отца и других невинных моряков!

— Давай уедем отсюда. Я не хочу больше видеть это место: этот ветер, завывающий под стенами, и сознание того, что здесь было сделано, вызывает у меня отвращение!

— А если мы уедем, что тогда? Мы оставим их продолжать свое гнусное дело? Как уехать, зная, что они заманивают корабли на скалы, чтобы они разбились? Я намерен прекратить это! То, что он делает, — преступление против человечности!