Изумруды пророка - Бенцони Жюльетта

– Думаю, у вас красивая жена?

Морозини, выведенный из терпения, вспылил:

– Да, очень красивая! Но речь идет не об этом!.. Мы должны найти ее живой, понятно вам, капитан? С ума можно сойти от того, как вы обсуждаете ее внешность в то время, как она подвергается, может быть, ужасным пыткам в руках этих зверей, убивших Кипрос. Сделайте же что-нибудь, не то я шкуру с вас спущу, капитан, и, если потребуется, дойду до самого короля Англии!

– Вы мне угрожаете?

– Воспринимайте это как вам будет угодно! Если моя жена погибла...

Альдо не смог договорить: его душили слезы, и он, уже в не силах сдерживаться, с помощью встревоженного этим припадком горя Адальбера рухнул на свое место. Тем временем Дуглас, со своей стороны, бурно негодовал, и Хардинг понял, что зашел слишком далеко. Впрочем, он не счел нужным извиниться.

– Я вам уже сказал, что свое дело знаю. Мы дали телеграмму на пост в Хевроне. Они пошлют людей в Эйн-Геди и обыщут деревню. И, если княгиня там...

– Они избавятся от нее тем или иным способом! – воскликнул Альдо. – Позвольте нам с Адальбером туда поехать!

– Об этом и речи быть не может! Возвращайтесь в свою гостиницу, или я упрячу вас в тюрьму!

– Я сам туда поеду! – заверил Альдо Дуглас Макинтир. – Я должен сначала сделать отчет в генеральном штабе, а потом сразу же отправлюсь туда!

– Почему бы вам не прихватить с собой армейское подразделение? – проворчал Хардинг. – Вы же знаете, что с арабами сейчас надо обращаться поосторожнее. С Абдаллахом, новым королем Трансиордании, нелегко поладить, а Великий Муфтий Иерусалима – его друг! Пожалуйста, не устраивайте дипломатических инцидентов! Предоставьте действовать мне.

– Хорошо, я поеду туда один, – пробормотал сквозь зубы упрямый шотландец.

– Если вам так уж хочется рисковать своей карьерой, это ваше дело, но вас, – Хардинг сердито повернулся к Морозини, – я попрошу дать честное слово, что вы не сбежите вместе с ним! Или я оставлю вас здесь!

Альдо вынужден был подчиниться, вместе с двумя «сообщниками» покинул наконец полицейский участок и с похоронным видом направился к гостинице. Но в ту минуту, когда лейтенант уже собирался с ними распрощаться, Адальбер прошептал:

– Думаю, вы собираетесь ехать в штатском? И не найдется ли у вас местечка в машине?

– Вы не должны уходить из «Царя Давида»! И потом, я поеду на своем мотоцикле.

– Если он у вас без коляски, меня вполне устроит багажник и маленькая подушечка! И хочу вам напомнить, что я-то ведь не давал честного слова...

– Прискорбное упущение!

– Очень своевременное упущение. Всегда надо уметь использовать чужие ошибки, – заключил Адальбер с невинной улыбкой, развеселившей и лейтенанта.

– Через час! – согласился тот. – Рядом с гробницей семьи Ирода, и постарайтесь, чтобы вас никто не заметил!..

Часом позже Адальбер, облачившийся в твидовый костюм – обычное одеяние любого английского туриста в это время года, – надвинув до темных очков каскетку и обувшись в крепкие ботинки на каучуковой подошве, с кожаным портфелем в одной руке и легким дождевиком, переброшенным через другую, выбрался из гостиницы по служебной лестнице и прошел через сад. Альдо остался один, очень подавленный, хотя и старался этого не показывать. Ему мучительно было сознавать, что он предоставил другим – пусть даже это был его ближайший друг! – вызволять ту, кого он любил больше всего на свете. Но он дал слово, и теперь был осужден кружить по своей комфортабельной клетке, чувствуя себя пленником скорее честного слова, казавшегося ему нелепым, чем стен своей комнаты, из окон которой открывался вид на сады и на залитый золотым светом простор. Разве не лучшим противоядием от тревоги была деятельность? А он не только лишен был возможностей действовать, но даже не знал, не погнались ли за обыкновенным миражем эти два рыцаря без доспехов, отправившиеся освобождать пленную принцессу. Ведь не только ни у кого не было ни малейшего представления о том, где могла находиться Лиза, но и чем больше он размышлял, тем больше укреплялся в мысли о том, что «толстуха», о которой упоминала Хилари, никак не могла оказаться Лизой, а значит, ее надо было искать у евреев. А евреи, видя, что Гольберг не возвращается, вполне могли убить заложницу перед тем, как скрыться. И с этой стороны горизонт тоже оставался беспросветным, поскольку Эзекиель, единственная остававшаяся у них путеводная нить, тоже испарился...