Сестры-соперницы - Холт Виктория

Шли месяцы, и война разгоралась все жарче. Люк вместе со своим подразделением отправился воевать, и никто не мог предположить, как дальше пойдут дела.

Эти ужасные, отвратительные годы войны! Страна попала в западню: война не принесла пользы ни одной из сторон. Пустовала большая часть угодий. Первые месяцы мы жили в состоянии постоянного возбуждения, ожидая известий. Потом возбуждение сменилось апатией. Большая часть урожая погибла. Пуритане занимались уничтожением произведений искусства, полагая, что красота сама по себе уже является достаточным злом и люди не должны смотреть на что-либо, вызывающее у них восторг: ни на произведения архитектуры, ни на скульптуры или живопись. Это доставляет удовольствие, а значит, человек грешит.

Слыша о таком варварстве, я ощущала себя преданной роялисткой. Думая о расточительстве двора и упрямстве короля, я становилась на сторону парламентариев. Но чаще всего мне хотелось проклинать и тех, и других.

Я вспоминала Ричарда, постоянно подвергавшегося опасности. Каждый день я боялась получить известие о том, что он убит или попал в плен.

Думала я и о Люке, который отправился воевать. Возможно, им придется встретиться на поле боя.

— Как глупо, — воскликнула я, — сражаться, убивая друг друга из-за разногласий.

— А разве есть другой выход? — спросила Анжелет.

— Да, ведь у нас есть слова, разве нет? Почему бы ими не воспользоваться?

— Они никогда не придут к согласию. Они уже пробовали, и им это не удалось.

Да, Люк пытался действовать посредством своих памфлетов. Но Люк способен был видеть лишь одну сторону проблемы, так же, как и Ричард.

Вот так мы жили, ждали, скучали, и дни тянулись бесконечно. Изредка к нам кто-нибудь заезжал, но все разговоры крутились около войны: одна сторона вроде бы одержала верх, но вскоре проиграла; головы Кромвеля и Фэйрфакса скоро будут висеть на Лондонском мосту; король в ближайшее время потеряет трон.

И все время мы ждали новостей.

Мы с Анжелет часто виделись. Чаще она приезжала ко мне, потому что мне с детьми было сложнее посещать ее. Она обожала их. Арабелла становилась похожей на меня — своенравной и целеустремленной. Лукас был еще слишком мал, чтобы делать какие-то выводы, он был просто очаровательным херувимчиком.

Бедняжка Анжелет! Ей, должно быть, страстно хотелось иметь детей, и, конечно, она гораздо больше, чем я, годилась на роль матери. Какую все-таки злую шутку сыграла судьба, сделав меня, чувственную женщину, матерью и в то же время одарив необходимыми для этого чертами характера Анжелет.

Как ни странно, дети меня обожали. Едва Лукас научился кое-как ходить, он начал виснуть у меня на юбке и очень расстраивался, когда я отцепляла его ручки. Разумеется, они любили и тетю Анжелет, но центром, вокруг которого вращалась их жизнь, была я.

Когда Лукасу исполнился год, ко мне зашла Феб, и сообщила, что Томас Греер, один из батраков, хочет на ней жениться, и если я не возражаю, она согласится. Я сказала, что и мечтать не могла о лучшем варианте: она останется у меня в услужении, и разница только в том, что теперь она будет ночевать в своем доме. Итак, Феб вышла замуж и вскоре забеременела.

Мы с Анжелет очень волновались по поводу того, что может происходить в Корнуолле, хотя эта часть страны контролировалась роялистами. Писем оттуда мы давно не получали, да и трудно было рассчитывать на то, что послание доберется до нас через всю страну, охваченную пламенем гражданской войны.

Итак, мы ждали новостей и жили надеждой. Конечно, кое-что до нас доходило, но дела, судя по всему, шли по-прежнему: верх брала то одна, то другая сторона, и конца войне не предвиделось.

Шел июль 1644 года. Лукасу исполнился год и пять месяцев, а Арабелле — три года. Этот день начался, как и все остальные. Небо было свинцового цвета, в воздухе стояла духота. В этот день мы виделись с Анжелет, я занималась детьми и думала, что будет с урожаем зерновых. В довоенное время нас беспокоила погода, теперь появился гораздо более опасный враг — армия роялистов для нас и армия парламентаристов — для Анжелет. Имя Люка было широко известно его врагам как имя человека, усердно работавшего на идею парламентаристов. Его памфлеты воспламеняли умы людей из народа. Я помнила о том, что он — приметный человек и однажды ему могут отомстить. По ночам я держала детей при себе. Да и днем ими приходилось заниматься мне, так как Феб, ночевавшая теперь в доме мужа, сама должна была скоро родить. Я постоянно была готова к тому, чтобы схватить детей и бежать, если явятся враги Люка.