Страстная Лилит - Холт Виктория

– Ты выйдешь замуж за Лея, – сказала она.

– Нет. Не выйду.

Лилит положила руку на ночную сорочку Керенсы в том месте, где под пуговками угадывалась девичья грудь.

– Не прикасайся ко мне, – сказала Керенса.

– Ты уже не маленькая девочка. Тебе скоро шестнадцать лет, пора выходить замуж. Моя бабка стала женой... как бы женой... задолго до твоих нынешних лет... и я могу тебе сказать, что мы с Фритом...

– Я тебя не слушаю.

– Послушаешь. Мой мальчик тебя любит. Если ты не выйдешь за него замуж, он будет несчастлив до конца жизни.

– Не будет. Он полюбит другую.

– И ты тоже полюбишь другого... не Фрита?

– Он полюбит другую, – упорствовала Керенса.

– Он хороший мальчик; он самый хороший мальчик в мире. Он будет хорошим и добрым. Ты думаешь, что он недостаточно хорош для тебя?

– Нет. Конечно, я так не думаю. Я люблю Лея, и если...

– И если бы не Фрит, да? Я расскажу тебе про Фрита, и не говори, что ты не станешь слушать, станешь.

Тут Лилит начала говорить. Керенсе казалось, что слова выползали из ее рта, как жабы и улитки в сказке, – ужасные слова. Керенса дрожала, она пыталась не слушать, но непонятным образом подчинялась и не могла закрыть уши. Лилит выглядела зловеще, ее глаза сверкали, рот смеялся, и по всему лицу играли блики от огня в камине.

– Уходи от меня, – нашла наконец в себе силы сказать Керенса.

– Хочешь ты теперь замуж за Фрита... даже если он готов будет на тебе жениться?

– Я ни за кого не хочу выходить замуж. Уходи.

– Если бы ты вышла замуж за Лея, все было бы иначе. Он хороший... как твои отец и мать. Люди вроде меня и Фрита... мы не хорошие. Я такой уж и останусь. И Фрит тоже таким останется.

– Я ничего не хочу больше слышать.

– Завтра, – продолжала Лилит, – ты поговоришь с Леем. Ты поговоришь с ним мягко и учтиво.

– Не поговорю.

– Поговоришь.

– Ты не можешь меня заставить.

– В этом доме я могу заставить и тебя, и любого другого делать то, что я хочу.

– Каким образом?

– Однажды мне это удалось... и снова удастся. Ты можешь хранить тайну?

Керенса кивнула.

Лилит говорила быстро и тихо.

– Ты знаешь, что до твоей матери у отца была жена. Он ее ненавидел. Она была пьяницей. Твоя мать пришла сюда, чтобы ухаживать за ней. Я знаю, что случилось, потому что я тоже была здесь. Ее спальня находилась в нынешней детской. Ты знаешь шкаф в детской... он был полон напитков, алкогольных напитков. Она имела обыкновение его запирать. – Керенса слушала, широко открыв глаза. – Она была больна... а твои отец и мать не могли пожениться... совсем как мы с Фритом теперь не можем. Но мы с Фритом... другие. Мы не позволяем таким обстоятельствам мешать нашей любви. А некоторые позволяют... такими были и твои отец с матерью.

– Что случилось?.. Что случилось в детской?

– Представь себе спальню с окном, закрытым плотными гардинами. Представь себе бедную, больную, пьяную женщину. Твой отец был тогда молод... моложе, чем Фрит теперь... о, много моложе. Твоя мать тоже была молода. Твой отец жалел свою жену, потому что она была очень больна. Он дал ей кое-что выпить, чтобы...

– Чтобы что?

– Чтобы, выпив это, она больше не проснулась.

– Ты хочешь сказать... что он ее убил?

– Ш-ш! – Лилит прикрыла ей рот рукой. – Не говори так. Это не совсем так. Он... помог ей... помог ей уйти из этой жизни. Вот что он сделал.

– Если папа это сделал... значит, в этом не было ничего дурного.

Лилит так близко наклонилась к Керенсе, что Керенса не видела ничего, кроме ее расширившихся черных глаз.

– Ты очень любишь свою мать, верно? И отца тоже немного любишь. Ну, ты не хочешь, чтобы он тебя ласкал... целовал и обнимал... как Фрит. – Смех Лилит заставил Керенсу устыдиться всех своих прежних чувств к Фриту. – Не хочешь. Но все равно ты его любишь. Ты готова на все, чтобы он оставался там, где он теперь, я так думаю.

– Где он теперь? Что ты имеешь в виду?

– В этом уютном, милом доме; оставался уважаемым врачом и вашим отцом... спокойным, иногда в меру строгим с теми, кто этого заслуживает, не таким всепрощающим, как твоя мать, но вполне справедливым... как раз таким, каким он, по-твоему, должен быть. Тебе бы не хотелось неприятностей и всякой шумихи в газетах о нем, верно?

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Понимаешь, понимаешь. Не так уж ты глупа.

– Ты имеешь в виду, что неприятности... скандал?

– Да, именно. Еще тот был бы скандал... большой скандал.

– Но это... это ведь было давным-давно.