Любовь, только любовь - Бенцони Жюльетта

Обитель Шанполь находилась за стенами города, между западной дорогой и течением реки Уш. Она была совершенно новая, ее построил дед Филиппа, герцог Филипп Смелый, по планам архитектора Друэ де Дамартена. Катрин слышала похвалы этому монастырю, который считался одним из архитектурных шедевров своего времени, но она еще не переступала его порога. Только мужчины допускались к картезианцам, а женщин пускали в часовню в подобных нынешнему случаях. Теперь эта часовня стала усыпальницей герцогов Бургундских вместо часовни Сито. Когда они прошли мимо ворот Уша, черных искривленных обледеневших ив, большого загона и сада отцов-картезианцев, почти наступила ночь, и Катрин едва держалась на ногах. Она все время глотала пилюли или нюхала соли из флакона, который ей дал Абу-аль-Хаир. Несмотря на тяжелые одежды, смертельный холод охватил все ее тело. Она кашляла от дыма факелов, а переступив порог часовни, споткнулась и чуть не упала. Рука Эрменгарды подхватила ее прямо под каменным изображением Филиппа Смелого, который гордо молился на фронтоне церкви напротив изображения своей супруги. Катрин взглядом поблагодарила ее. Она не смела попросить подругу о помощи. Как и Филипп, Эрменгарда казалась фантастическим черным призраком с застывшим взглядом. Смерть герцогини жестоко потрясла главную придворную даму. Под вуалью была совсем другая женщина… Но рука ее была твердой и теплой. Для Катрин это было огромной поддержкой, а она в ней так нуждалась! Она почти совсем не разглядела часовню – чудо фламандского скульптора Клауса Шлютера, она не замечала ни витражей из гризайли с гербами, ни Филиппа Смелого – каменное изваяние на фронтоне, ни ангелов вокруг алтаря, держащих канделябры, ни золотого архангела на верхушке апсиды с герцогским флажком в руке.

Она видела только Филиппа, его неподвижное лицо, его серые немигающие глаза, не смотревшие на нее. Вокруг нее были каменные лица и черные статуи, которые начали кружиться… Над ними глубокие голоса невидимых монахов запели погребальную песнь, слова которой написал Жак Вид, молодой камердинер Филиппа. Слова проникали в уши Катрин, неся в себе шум грозы и опасности: «Теперь, Господь мой, вы сможете, по слову вашему, отпустить с миром слугу свою, потому что мои глаза узрели свет ваш…»

В это самое мгновение Катрин почувствовала, что она тоже уходит… Ноги у нее подкосились. Рука Эрменгарды тут же обняла ее за талию и не дала упасть посреди церемонии…

– Ах вы, маленькая дурочка! – прошептала она с огромной нежностью. – Почему вы ничего не сказали?

– О чем? – пробормотала слабеющая Катрин.

– О том, что вы ждете ребенка! Это написано у вас на лице. Как же я не заметила! Держитесь, все скоро кончится, а я вас не оставлю.

К Эрменгарде неожиданно вернулась вся ее человечность, и Катрин подумала, что без нее она бы уже умерла здесь. Герцог Филипп, выстоявший всю церемонию в личной часовне семьи около Евангелия, вручал сейчас останки своей матери приору аббатства. Теперь уже совсем скоро Маргарита Баварская присоединится к своему мужу под плитой из черного мрамора, лежавшей на могиле. На мгновение Катрин почувствовала на своем лице нежный и встревоженный взгляд герцога, который ее ободрил. В нее, казалось, вливались силы Эрменгарды. У нее меньше теснило грудь. Но, к несчастью, в этот же самый момент она встретилась глазами с Гареном. В его взгляде было столько ненависти, что она задрожала. Искаженное злобой лицо казначея было лицом сумасшедшего. Катрин едва справилась с ощущением ужаса.

Через несколько секунд, все еще поддерживаемая Эрменгардой, она вышла на воздух. Наступила ночь, непроглядная, почти по-русски морозная, но на улице Катрин хотя бы не терзали запахи растаявшего воска и курившегося в часовне ладана.

– Вам лучше? – спросила Эрменгарда.

Катрин поблагодарила, доверчиво улыбнувшись:

– Намного лучше! Не знаю, как вас благодарить. Без вас я оказалась бы в смешном положении.

– О нет, оставьте! Но вы должны были меня предупредить! Герцог… знает?

– Еще нет!

Они прошли несколько шагов в сторону монастырских построек, тянувшихся к югу и западу от часовни. Перед домом приора горели факелы, вставленные в железные кольца, но все здание монастыря было темным и затихшим.

– Как здесь все зловеще! – сказала с дрожью в голосе Эрменгарда. – Уйдем отсюда!.. Слава богу, я приказала слугам ждать меня с дормезом. Я бы не смогла проделать этот путь еще раз по снегу… Хотите, я предупрежу вашего мужа, что забираю вас с собой?