Во власти теней - Бенцони Жюльетта

– Вот как вы умеете бередить чужие раны! – произнес со смехом Коммин. – Но не сомневайтесь, я оставил несколько хороших осведомителей, и потом, в любом случае долго в Пуату я не задержусь. Очень скоро я начну сильно скучать по нашему государю… надеюсь, он соскучится еще больше!

Леонарда, вошедшая с известием, что собираются подавать на стол, несколько приободрилась, увидев их смеющимися. Коммин, хотя и был по духу совсем француз, все-таки сохранял в самой глубине своего сердца нечто от бургундца. Это нечто всегда вызывало в ней смутное беспокойство. Однако за ужином, который не заставил себя долго ждать, все шло так хорошо, что ей не пришлось вспоминать об этом.

Коммин всегда был приятным гостем, веселым и общительным. А в тот день он находился в особенно приподнятом настроении, заражая всех своей жизнерадостностью. Вероятно, этому немало способствовало и то, что потчевали его восхитительной, выловленной в Луаре лососиной в лимонном соусе, за ней следовали кровяные колбаски из мяса каплуна и сочное фрикасе из рябчиков и куропаток с шампиньонами а вся трапеза сопровождалась прекрасными местными винами, которые Этьен Ле Пюэлье благоговейно поднял из подвалов замка. Фьора много смеялась, и Леонарда от радости, что слышит ее смех, окружила гостя своими заботами и вниманием.

На следующий день Коммин продолжил свой путь в ссылку, оставив в уютном замке Фьору вместе с переполнявшими ее надеждами. И в самом деле, не желая служить германской империи, высшая бургундская знать, смягчившись, стала обращать свои взоры в сторону расщедрившегося короля Людовика, который стремился всячески ее задобрить. Одна за другой начали присоединяться земли, в то время как король уплатил герцогу Лотарингскому часть тех денег, которые должны были внести за себя знатные узники, попавшие в плен при последней битве. Прощаясь с Фьорой, Коммин тихо произнес:

– Сам Антуан Бургундский, возлюбленный брат и лучший капитан покойного герцога, и тот намеревается повернуться к нам лицом. Ваш супруг ведь тоже не сможет без конца играть роль непримиримого. В один прекрасный день он поступит так же, как все: он выберет Францию.

Пожалуй, это было самым ободряющим из всего того, что он ей сказал. Если даже сводный брат Карла Смелого считает, что Бургундия должна вернуться в лоно Франции, вспомнив о том, что на его гербе изображена лилия, то за ним уж непременно потянутся его друзья, а также те, кто, безусловно, ценит и уважает его. А Филипп был как раз из тех, последних.

Возможно, он будет сердиться еще какое-то время. Самое главное, чтобы он не совершил чего-нибудь непоправимого. Фьора живо вспомнила, как ей удалось в самый последний момент спасти его от эшафота, куда он попал за попытку убить короля Людовика. Конечно, если он решил последовать за герцогиней Марией в Германию, тогда он, вероятно, долго не возвратится.

Фьора всячески отгоняла от себя эту мысль. Она должна сохранить ясность ума и не терять надежды. Это необходимо для ее ребенка, чтобы он унаследовал от нее эту радость и доброе расположение духа. После его рождения можно будет что-то предпринять и разыскать Филиппа. Король, наверно, скоро возвратится из похода, и можно будет обратиться к нему за помощью. Ребенок довершит все остальное.

Некоторое время спустя после визита де Коммина в ворота замка снова постучался путник. Это был прибывший из Парижа совсем еще молодой человек по имени Флоран, подручный банкира Агноло Нарди. Он появился дождливым вечером, весь промокший до нитки, хотя и был укутан в широкий с капюшоном плащ, ниспадавший на круп его лошади. Несмотря на это, глаза юноши и все его лицо светились неподдельной радостью.

Вместе с пространным письмом от Агноло, заполненным подробностями финансового характера и заверениями в его нежной привязанности, Флоран привез для Фьоры дружеские приветствия от обитателей улицы Ломбар и тяжелый кошелек, содержавший проценты от прибылей Фьоры в делах торгового дома Бельтрами.

Фьора удивилась, что такую сумму доверили совсем еще молодому человеку, подверженному на больших дорогах всяким случайностям, но он только посмеивался над ее запоздалыми страхами. Хвала господу, полиция короля Людовика хорошо справляется со своими обязанностями, и дороги Франции теперь практически безопасны для гонцов королевской почты.

– В таком случае почему бы не передать все этой почтой? – лукаво спросила Фьора, давно сознающая истинный характер чувств, которые питал к ней молодой человек. – Мне неловко, что вы так себя утруждали, Флоран. Это ведь длинная дорога, а в такую погоду…