Любовь на все времена - Смолл Бертрис

— Когда мне надлежит стать его наложницей? — раздраженно спросила Эйден. У нее по-прежнему болела голова, а Нур У Бану и Сафия заставляли ее чувствовать себя неблагодарной. Ведь Мюрад так потрясающе великодушен, а она не хочет становиться его новой женой.

— По традиции новая женщина достается ему в пятницу, — сказала валида.

— В эту пятницу? — Эйден выглядела откровенно испуганной.

— Я знаю, что это слишком скоро, — сказала валида, — но откладывать нельзя. Ты должна понимать это, дорогое дитя.

— Разве мне не дадут времени, чтобы оплакать хорошего человека, который любил меня? — спросила Эйден.

— Конечно, ты будешь оплакивать его, Марджалла. Я полагаю, что ты будешь оплакивать его многие недели, однако принц понял бы и твое положение, и положение султана. Он был человеком, который знал, что мужчина должен непреклонно выполнять свои обязанности.

«Бог мой, — думала Эйден, — она представляет это таким благородным поступком, но я-то знаю, что это не так! Султан просто похотлив, и я заметила это, когда он был у нас во дворце несколько дней назад. — Она вздрогнула. — Я не хочу принадлежать ему. Я не хочу! Я скорее умру!»

— Марджалла, — мягко сказала Сафия, — мой повелитель Мюрад поймет твою скорбь. Он будет добр. Я никогда не слышала, чтобы он был недобр к женщине.

Эйден взглянула на Сафию и Нур У Бану. Они обе очень красивы. Необычайно красивы. Она не могла припомнить, чтобы хоть одна женщина в этом дворце была бы некрасива. Она сама всегда смотрела правде в глаза. Она не красавица. Миленькая, возможно. Но сейчас, когда у нее горе, ее нельзя назвать ни красавицей, ни даже миленькой. Хотя у нее не было зеркала, в которое она могла бы поглядеться, она знала, что нос красный, а лицо опухшее от слез. Ни валида, ни султанша не выглядели бы столь непривлекательно в своей скорби. Они постарались бы выглядеть покрасивее!

Она не собиралась смиренно принимать свою участь. Глубоко вздохнув, она сказала:

— Я не понимаю, почему султану нужна я, и прошу, умоляю вас, не говорите мне ерунду про его обязательства. Я не красавица и хорошо это знаю. В этом гареме есть несколько сотен женщин, великолепные девушки поступают туда каждый день. Я сомневаюсь, что султан видел хотя бы половину женщин, которых приводят сюда для его услады. Зачем ему я? Неужели он не может выполнить свой долг, просто уважая мою скорбь и дав мне убежище до тех пор, пока он найдет другого человека, которому он захочет оказать честь, подарив ему жену?

И Hyp У Бану, и Сафия растерялись перед необходимостью опровергать доводы Эйден. Женщины были не глупы, чтобы не понять их. Сафия снова посмотрела на валиду, потому что именно она должна улаживать это дело.

— Я не могу не согласиться с тем, что ты говоришь, Марджалла, — сказала Hyp У Бану. — Если бы ты была обычной женщиной, мой сын, вероятно, так бы и поступил. Ты, однако, подарок от алжирского дея. Ты была женой посла одного из самых важных и могущественных союзников. Отдать тебя какому-нибудь другому мужчине так, как если бы ты была просто породистым животным, недопустимо. Нет, дорогая девочка, Мюрад чтит память Явид-хана и его народ, беря тебя в жены. — Она повернулась и, став перед Эйден, взяла в руки ее лицо. — Так должно быть, Марджалла. Я знаю, что ты поймешь меня.

— Да, госпожа, я понимаю вас, — ответила Эйден, но была не в состоянии сдержать непокорные нотки в голосе. Говорить с матерью султана и его женой — занятие бесполезное. Они, конечно, на стороне султана. Возможно, что сам султан поймет ее. В конце концов, он обладал всей полнотой власти. Она не могла попросить о свидании с ним сейчас, потому что ей никогда бы не разрешили этого, но в пятницу, когда ее приведут к нему, она расскажет о своих чувствах. Если он такой чуткий человек, каким его считали женщины, он поймет ее положение и чувства и отпустит. В конце концов, она свободная женщина. Разве не ходил Явид к кадию и не составил бумаги о ее освобождении из рабства? Они все знали это, ведь Явид-хан часто говорил об этом. Татары, говорил он, не женятся на рабынях. Их жены — свободные женщины.

Hyp У Бану улыбнулась Эйден.

— Значит, решено, дитя мое. В пятницу тебя отведут к моему сыну. Я знаю, ты обретешь с ним радость.

— Да, — ободряюще сказала Сафия, — и мы станем сестрами. Мы с тобой будем, как Янфеда и наша мать валида.

Эйден была в отчаянии. Явид-хан только что умер, а султан собирался соблазнить ее с ошеломляющей дерзостью. Очевидно, что свои действия постыдными он не считал. Мысль о смерти снова возникла в ее сознании. Внутренне она не верила словам Hyp У Бану и Сафии о том, что ее возвращение в Англию невозможно. Ей не верилось, что Конн заменил ее кем-то в своем сердце или в своей постели. Конн так легко не сдастся. Она больше не рабыня. Она может ехать домой, разве не так? Если бы только она смогла передать весточку английскому послу, Уильяму Харборну, который приехал в Турцию прошлым летом. Может быть, Эстер Кира сумеет тайком вынести ее послание? Если она не сможет уехать домой, она предпочтет умереть, но не быть наложницей султана.