В объятиях любви - Картленд Барбара

Два иностранца, сидевшие по обе стороны от герцогини, очевидно, льстили ей, шепча на ухо интимности и соперничая друг с другом, что, несомненно, возбуждало ее.

Маркиз подумал, что она здесь, пожалуй, единственная женщина в роли соблазняемой, а не соблазняющей, за исключением, конечно, Аспазии, предназначавшейся для него.

Он взглянул на нее и увидел, что она глядит на других гостей с изумлением, граничащим с шоком.

Однако он тут же сказал себе, что все это — часть ее умелого притворства, и он был бы глупцом, если бы позволил обмануть себя.

Он вновь посмотрел на герцогиню и понял, что она тоже глядит на него. Она могла заподозрить его в критическом отношении к происходящему, что не способствовало бы благоприятному исходу их завтрашней беседы.

Он взял свой бокал с шампанским, к которому почти не прикасался. Он вообще намеренно пил очень мало в этот вечер.

Он успел лишь сделать маленький глоток, когда услышал почтительный голос слуги, наклонившегося к нему:

— Приветствие от ее светлости, милорд, и она надеется, что вы присоединитесь к ней в этом тосте.

Говоря это, слуга поставил перед ним бокал с чем-то, похожим на бренди, но маркиз инстинктивно насторожился.

Внутреннее чутье никогда не обманывало его в минуты опасности. Оно в нескольких случаях спасало ему жизнь на войне, и он знал теперь, каким-то необъяснимым для него самого образом, что было бы ошибкой выпить вино, которое прислала ему герцогиня.

Он уже подозревал, что кое-кто из гостей за столом находятся под воздействием наркотиков, и знал, что в Лондоне частенько используют средства, стимулирующие пожилых мужчин и делающие более уступчивыми женщин.

Маркиз спешно поднял свой бокал, приветствуя герцогиню, которая, как он и ожидал, все еще смотрела на него.

Она тоже держала в руке бокал, и, как будто приглашая его следовать за ней, подняла его к своим губам.

Маркиз притворился, что делает то же, что и она. Затем он улыбнулся хозяйке дома и, взглянув на Аспазию, поднял бокал.

— У вас прекрасные голубые глаза, — сказал он, — а в ваших волосах запутался солнечный свет.

Он сказал это четким голосом, но затем прибавил так. тихо, что услышала лишь Аспазия:

— Уроните свой платок!

Она в изумлении взглянула на него, и он вновь громко сказал:

— Я пью за вас, Аспазия! — и затем тихо добавил:

— Делайте, как я говорю!

Аспазия покорно взяла платок с кружевной каемкой, лежавший у нее на коленях, который она держала в руке, спускаясь вниз в гостиную, уронила его на пол между собой и маркизом.

Она глядела вниз на платок, не понимая, что маркиз задумал, а он, поднимая бокал к губам, сделал вид, что следит за ее взглядом и наклоняется вперед, посмотреть, что произошло.

— Вы уронили ваш платок! — воскликнул он. — Позвольте мне поднять его для вас.

Он наклонился под стол и быстро — Аспазия не поверила своим глазам — опрокинул вино из своего бокала на толстый ковер.

Затем он выпрямился, держа в левой руке платок Аспазии, и вручил его ей.

Маркиз поднес бокал к своим губам и сделал вид, что выпил все его содержимое. Потом он приподнял пустой бокал, приветствуя герцогиню вновь.

Она признательно улыбнулась ему. Маркиз откинулся на спинку стула, гадая, какое действие возымело бы на него это вино, если бы он выпил его, и в это время послышалась музыка.

Слуги взяли со стола канделябры и задули свечи, погрузив на секунду всю столовую во тьму.

Послышались удивленные возгласы гостей, но тут же в дальнем конце комнаты раздвинулись две красные бархатные занавеси.

В столовой снова появился свет, исходивший теперь от огней, скрытых цветами и освещавших маленькую сцену, возвышавшуюся почти до уровня глаз сидевших гостей и пышно украшенную цветами. В центре сцены гости увидели живую картину из неподвижных людей.

Один взгляд на нее позволил маркизу точно определить, чего ему следует ожидать, поскольку в картине, составленной из двух девушек и одного мужчины (все были совершенно обнажены), он узнал позы, описанные в «Камасутре».

Гости встретили актеров восторженными аплодисментами.

Через несколько секунд полной неподвижности исполнители пришли в движение, и маркиз подумал, что вновь Чарли оказался прав, и то, что им предстояло увидеть, несомненно, вызовет у него если не тошноту, то, во всяком случае, отвращение.

Маркиз ненавидел непристойность, так же, как не любил пошлых шуток, в которых не находил остроумия, и он подумал, что если вечер уже привел к такой сцене, то финалом его будет, несомненно, оргия, в которой он определенно не собирается участвовать.