Ах, Париж! - Картленд Барбара

— Тогда мне придется остаться дома, — с несчастным видом заключила Гардения.

— Ничего подобного, — запротестовала герцогиня. — Тебе нужны платья до того, как мы начнем разрабатывать план, прежде чем организуем что-нибудь. Подожди, у меня идея! День теплый, но я собираюсь накинуть соболиное манто. Весенний ветер такой обманчивый. — Гардения озадаченно посмотрела на нее. Она не понимала, к чему ведет тетушка. — У тебя есть легкое летнее платье? — спросила герцогиня.

Гардения кивнула.

— Да, у меня есть бледно-розовое, муслиновое, которое я сама сшила, — ответила она. — Боюсь, оно не очень красивое, но я взяла фасон из модного журнала.

— Пойди и надень его, — скомандовала герцогиня, — и поторопись.

Какое-то мгновение Гардения колебалась.

— Это же не траурное платье, — сказала она.

— Я тебе уже сказала, — резко проговорила герцогиня, — что ты не должна носить черное. Моих друзей в Париже не интересует, носишь ты траур или нет.

— Хорошо, тетя Лили, — послушно сказала Гардения, — я пойду и надену его.

Она выбежала из комнаты и без особых сложностей отыскала свою новую спальню, в которую уже успели перенести ее вещи. Веселая молоденькая горничная все еще распаковывала чемодан. Муслиновое платье было мятым, но, когда Гардения надела его, оно не выглядело столь старомодно, как черное. И все-таки Гардения прекрасно понимала, что рядом с тетей Лили в голубом шифоновом платье с розами, жемчугом и бриллиантами она будет казаться смешной.

Как же прекрасно иметь красивые платья, подумала Гардения и вспомнила, как ее мама вздыхала над горой одежды, которую им приходилось штопать и латать только потому, что не было денег на новую.

Поблагодарив горничную, которую, как она выяснила, звали Жанна, Гардения побежала в комнату тетушки. Герцогиня опять сидела за туалетным столиком и подкрашивала ресницы.

Гардения обмерла. Она всегда считала, что только актрисы осмеливались наносить грим днем, и в глубине души почувствовала, что мама не одобрила бы поведение своей сестры.

Герцогиня отложила крохотную щеточку и повернулась к племяннице.

— Боже мой! — воскликнула она. — Я бы сразу, как только увидела, догадалась бы, что это платье самодельное!

Гардения покраснела.

— Вопрос стоял так: или сшить это, или вообще ничего не иметь.

Герцогиня тихо вскрикнула:

— О, дорогая моя! Как жестоко с моей стороны! У меня и в мыслях не было причинить тебе боль, деточка. Я ужасно страдаю, когда думаю, что запросто могла бы посылать тебе с матерью коробки с одеждой. Подумать только, все те платья, которые висят наверху! Я не имею ни малейшего представления, что с ними делать. — На щеках Гардении появились ямочки. — Ты смеешься надо мной, — обиженно проговорила герцогиня. — Почему же?

— Я просто подумала, что эти сверкающие платья оказались бы совершенно не к месту в деревне, — ответила Гардения. — А что касается бальных платьев, с папой, наверное, случился бы удар, если бы мама или я появились в них.

Герцогиня не могла удержаться от смеха. Она видела тот помещичий домик, в котором жила ее сестра, и широко раскинувшуюся деревушку с зелеными лужайками, и серую каменную церковь. Она понимала, что Гардения была права, когда говорила, что любая вещь из ее гардероба окажется не к месту.

— Уверяю вас, мы вам никогда не завидовали, — поспешно проговорила Гардения. — Мама любила думать о том, что вы носите великолепные драгоценности и считаетесь самой красивой на балу. Она часто говорила о вас, и я старалась представить, что вы наденете в Оперу или на дипломатический прием. Теперь, когда я вас увидела, я поняла, что воображение не обмануло меня.

— У тебя самой будут красивые платья, — твердо заверила ее герцогиня, — Подойди, Ивонна, надень на мадемуазель эту шляпу и принеси шиншилловое манто.

Ивонна, вооружившись шляпой, которая была более мелким и не таким шикарным повторением шляпы герцогини, ринулась выполнять указание. Она приколола шляпу двумя огромными булавками, отделанными крохотными камешками. Гардения почувствовала, что шляпа ей велика, но у нее не было уже времени рассматривать себя в зеркале, так как другая горничная накидывала ей на плечи длинное шиншилловое манто.

— Но я не могу надеть это, — запротестовала она.

— Ну почему же? — спросила герцогиня. — Манто скроет твое платье, и, хотя по сезону для мехов уже поздновато, те, кто увидит тебя, будут слишком поражены, чтобы задумываться о погоде. Разве оно тебе не нравится?