Изумруды пророка - Бенцони Жюльетта

Он принимал своих гостей в просторном рабочем кабинете. Через широкие оконные проемы, выходившие на затененную корявой старой оливой террасу, был виден весь Святой город, раскинувшийся за долиной Кедрона. Дом археолога был перестроен из древнего византийского монастыря. Письменный стол представлял собой доску из белого мрамора, установленную на скульптуры каменных львов. Вокруг можно было увидеть множество книг: книги всех мыслимых и немыслимых форматов, книги в разноцветных переплетах, книги новенькие и потрепанные, читанные и перечитанные не один раз... Кроме них, в кабинете было несколько предметов искусства: восхитительная лампа из мечети, сделанная из голубоватого стекла; позеленевший бронзовый семисвечник, который можно было бы, вероятно, датировать эпохой Христа, и, наконец, в специальной нише, за стеклом, поразительная статуя финикийской богини Астарты, перед которой Адальбер застыл в немом восторге.

Тем не менее именно он первым отреагировал на замечание сэра Перси.

– Конечно, стоило поискать еще, но для этого нам понадобилась бы вооруженная охрана!

– Господи боже мой, от кого там защищаться?

– От банды убийц! От вашего хваленого Халеда и его сыновей. Они только и дожидались, чтобы мы отыскали там золото, или драгоценные камни, или еще что-нибудь, не менее для них интересное, после чего они разделались бы с нами столь же безжалостно, как и...

– Халед?! Да вы с ума сошли! Этот человек безгранично предан мне, и именно по этой причине я и послал вас к нему. То, что вы говорите, просто оскорбительно!

– Погодите, сэр Персиваль, вы не дали мне закончить, – с подчеркнутой мягкостью сказал Адальбер. – Я начал говорить о том, как они убили одну женщину, видимо хорошо вам известную, и убили, как только она нашла часть сокровищ Ирода Великого.

Из бледного лицо старого археолога стало серым.

– Кипрос?.. Вы видели Кипрос?.. Значит, она была там?

– Да, была. Халед, ненавидевший ее, сказал нам, что она иногда появлялась в Масаде. Раза два в году...

– Наверное, в дни солнцестояний, – прошептал, словно говоря с самим собой, сэр Перси.

– Но на этот раз она уже никогда не покинет крепость. Мы захоронили ее изуродованное тело в дальней части пещеры, где она жила, но прежде, чем умереть, она успела назвать нам своих убийц.

– Как она умерла?

– Ее зарезали. Чтобы облегчить ее страдания в последние минуты жизни, мой друг Видаль-Пеликорн сделал ей укол морфия...

– Расскажите мне все!

Голос сэра Перси стал таким же бесцветным, как его лицо, и он не вымолвил больше ни слова за все время рассказа Адальбера о пребывании друзей в Масаде, об их встречах с женщиной, которую они считали чуть ли не дикаркой, и о том, что произошло накануне вынужденного побега из крепости.

– Нам очень хотелось отомстить за нее, уничтожив ее гнусных убийц, – взволнованно сказал Альдо, – но мы подумали, что право покарать их должно принадлежать вам. Кипрос сказала нам, что она ваша дочь, это ведь так?

Слово было произнесено. Оно вылетело из уст Морозини, пронеслось по просторной комнате, словно камень, выпущенный из пращи, и, прежде чем вылететь в открытое окно, задело старика, заставив его склонить голову. Воцарилось молчание. Тишину нарушали лишь доносившиеся из сада звуки. Адальбер и Альдо не решались потревожить того, кто, совершенно очевидно, был сражен жгучей болью. В конце концов сэр Перси поднял голову, и стала видна блестящая дорожка от слезы, прокатившейся по его щеке. Но глаза сразу же обрели прежнее жесткое выражение, и можно было подумать, что слезу эту пролила мраморная статуя.

– Она сказала вам правду. Кипрос, которую мне удалось убедить на какое-то время принять имя Александры, на самом деле была моей дочерью. Единственным ребенком за всю мою жизнь... Но, несмотря на это, я не получал от нее никаких известий больше десяти лет...

– К несчастью, нам тоже нечего рассказать вам о ней, кроме того, что уже было сказано. Мы еще знаем только, что она изучала французский язык в Ливане.

– У нее были прекрасные способности к языкам. Как и ко многому другому. Знаете, мне кажется, пора рассказать вам нашу историю, как вы думаете? Если, конечно, я не отнимаю у вас время...

– Мы готовы слушать вас сколько угодно, – ответил Морозини. – И мы очень гордимся тем, что вы сочли нас достойными узнать вашу историю.

– Это совершенно естественно, что тут говорить... Разве вы не были ее последними друзьями, а ведь у нее за всю жизнь было так мало друзей... Могу я вам что-нибудь предложить выпить... Я не стану предлагать вам чай, это наш, английский обычай, а вы наверняка его не любите. Может быть, виски... или бренди?