Любовь и поцелуи - Картленд Барбара

В голосе зазвучали почти ласкающие ноты:

— Должен ли я признаться, что вы привлекаете меня, как ни одна женщина до сих пор?

Он несколько мгновений помолчал и снова плотоядно ухмыльнулся:

— Когда я дам вам несколько первых уроков желания, вы поймете, что мы очень подходим друг другу!

Он протянул к девушке руку, и несмотря на всю решимость оставаться спокойной, Арилла вскочила на ноги, словно испуганный олененок. Она метнулась бы к двери, но лорд Рочфилд успел схватить ее за запястье.

— Не так быстро, дорогая! Мне нужно кое-что показать вам! Тогда, возможно, вы лучше поймете, чего я хочу добиться!

— Пустите меня!

Арилле пришлось собрать все свои силы, чтобы не повысить голоса и говорить сдержанно и повелительно. Но Рочфилд вместо ответа тоже встал, по-прежнему удерживая девушку. Он не попытался обнять ее, только повел к двери, которой она до сих пор не заметила. Она находилась в углу, около занавешенного окна и, очевидно, вела в другую комнату. Рочфилд распахнул дверь, и Арилла вновь ощутила всепроникающий аромат лилий в хрустальных вазах.

Но тут она увидела огромную кровать под балдахином, с откинутыми простынями, открывавшими подушки в отделанных кружевом чехлах. По обеим сторонам кровати горели свечи в небольших канделябрах, отбрасывая пляшущие отблески на расписной потолок и картины.

Арилла ошеломленно смотрела на открывшуюся ее глазам сцену.

— Теперь вы знаете, чего я хочу, — заговорил лорд Рочфилд, — и что намереваюсь сделать. Вы — моя, дорогая, и будете принадлежать мне.

Он схватил ее в объятия. Арилла, сообразив, что попала в ловушку, из которой нет выхода, в ужасе вскрикнула и начала сопротивляться. Но Рочфилд, по-видимому, ожидал этого и сжал ее еще крепче.

Она пропала!

Арилла кричала все громче и громче. В глазах темнело, мысли путались…

Гарри вошел в дом на Хаф-Мун-стрит, где снимал квартиру, и поднялся на верхний этаж. Здесь сдавались роскошные квартиры для молодых джентльменов, завсегдатаев Сент-Джеймс-клуба. Правда, Гарри сознавал, что жить в этом модном сейчас квартале ему не по карману. Однако Уоткинс, его денщик еще со времен службы в лейб-гвардии, нашел этот чердак в доме номер девятнадцать. Обычно его использовали для хранения сундуков, принадлежавших жильцам; ненужной мебели и всякого хлама. Уоткинс смог убедить владельца дома, что даже ничтожная сумма, которую мог позволить себе платить Гарри, все же лучше, чем ничего. Гарри, таким образом, удалось снять две крохотные комнатки, служившие ему одновременно спальней и гостиной. Уборкой занимался сам Уоткинс, который также следил и за одеждой Гарри, причем содержал ее в таком порядке, что тот, вне всякого сомнения, был самым красивым и хорошо одетым джентльменом бомонда.

— Ничего не выйдет, Уоткинс, — не раз говорил ему Гарри, когда оба ушли в отставку. — Сам знаешь, мне очень хотелось оставить тебя своим камердинером, но мне не из чего платить даже самое маленькое жалованье.

— Знаю, капитан, — утвердительно кивал Уоткинс, — только предоставьте уладить все мне.

— Я бы и рад, но это невозможно, — уверял Гарри.

— Может быть, да, а может, и нет! — упрямо отвечал Уоткинс.

Он быстро нашел себе работу и теперь торговал с лотка на рынке. Но каждое утро приходил к Гарри, подавал завтрак и помогал одеваться по вечерам, когда тот ходил на приемы.

Если у Гарри и заводилось немного денег, что бывало нечасто, он отдавал их Уоткинсу. Когда же денег не было, камердинер жил на то, что зарабатывал на рынке, и большую их часть тратил на хозяина.

— Не знаю, что бы я делал без тебя, — часто и вполне искренне повторял Гарри.

Добравшись до чердака, он не удивился тому, что в комнате царил идеальный порядок. Одежда была аккуратно разложена. Вскоре, конечно, появится Уоткинс, приготовит ванну и поможет одеться.

Гарри вошел в маленькую гостиную и увидел на бюро возле окна письма, которые принесли в его отсутствие. Среди них оказалось немало приглашений и записочек, написанных летящим женским почерком на дорогой бумаге. Каждая была надушена, так что Гарри, даже не разворачивая их, мог безошибочно определить автора.

Одну, с ароматом гардений, Гарри сразу отбросил в сторону; другая, с легким запахом ландыша, заставила его улыбнуться; при виде третьей, благоухающей туберозами, глаза молодого джентльмена радостно блеснули.

Он как раз взглянул на каминные часы, когда дверь открылась и появился Уоткинс с выстиранными и выглаженными сорочками, которыми остался бы доволен сам Красавчик Бруммель^[6], к тому времени уже сбежавший на континент. Белые галстуки были также накрахмалены, в точности, как того требовала мода.