Оливье, или Сокровища тамплиеров - Бенцони Жюльетта

Равнодушно отмахнувшись, Оливье распрощался с ним и направился к Рено, отдававшему распоряжения Максимену.

— Пойдемте! — сказал он отцу. — Я провожу вас в спальню.

— А как же гости?

— Все улажено. Только скажите Максимену и Барбетте, чтобы вина хватило на весь вечер, и идите отдыхать. Вам это просто необходимо!

Действительно, на старом лице барона, все еще красивом, несмотря на шрам, уродовавший щеку, угадывались все признаки бесконечной усталости.

— Ты думаешь?

— О, я в этом уверен! Я побуду с вами. Мы поговорим о ней.

— Ты хороший сын! — произнес растроганный Рено, взяв предложенную ему руку. — Я очень рад... Спальня теперь кажется мне ужасно пустой! Ты останешься на ночь?

— Нет, отец! Нам с братом Эрве нужно прочесть все положенные молитвы. Мы решили удалиться в сарай с овечьей шерстью, чтобы никого не беспокоить и...

— И охранять ваш драгоценный груз? Естественно, ведь в доме столько народу. Некоторые уже интересовались твоим неожиданным приездом, ведь тамплиеры покидают свои монастыри только по приказу, а ты приехал из Парижа!

— Вы все всегда прекрасно понимаете!

Чуть позже он присоединился к Эрве, сторожившему ложный гроб. Сержант Анисе разложил солому и одеяла на всех троих. Им тоже надо было хорошенько отдохнуть, потому что следующей ночью предстояла важная работа: в замке уже не останется чужаков, и Ковчег будет отнесен в новый тайник. Д'Ольнэ и сержант легли, но Оливье почувствовал, что спать не сможет, несмотря на накопившуюся усталость, и, старясь не потревожить друзей, уже храпевших во всю мочь, вышел во двор.

Он направился в часовню. Он знал, что ее никогда не запирают и лампу для хора не задувают ни днем ни ночью. Он хотел еще немного помолиться возле матери. Это был способ приблизиться к ней; в детстве он всегда прижимался к матери, когда ему становилось грустно. Этим вечером он очень в ней нуждался, и, хотя горе немного притупилось, он ощущал какое-то невыразимое чувство недомогания, словно жизнь стала тягостной. Он вновь вспоминал слова Барбетты. Она сказала: «Не будет больше сражений, раз нет больше Святой земли. Чему же вы будете служить?» Нынешним вечером он сам задавался этим вопросом. Конечно, Великий магистр Жак де Моле, который, без сомнения, не вернется на Кипр, постоянно выражает надежду на новый крестовый поход, но никто не желает его слушать. В особенности король Филипп, целиком сосредоточенный на нуждах своего королевства, обедневшего после двух столь же разорительных, сколь бессмысленных крестовых походов Людовика Святого, второй из которых окончился чумой в Тунисе, его смертью и смертью наследника, Жана Тристана. Бесстрастный монарх больше думал о бесконечных налетах богатой Фландрии, которую удалось обуздать при Монс-ан-Пюэль, но надолго ли? В любом случае, это было делом короля, а не Храма! Англия при суровом Эдуарде I вела себя спокойно, да и Храм, управлявший финансами европейских королей, владел там большим имуществом. И что же оставалось тому, кто желал сражаться во имя Господа? Попросить перевода в командерию Арагона или Кастилии, короли которых тщетно пытались прогнать в Африку мусульманских воинов альмохадских халифов? Но это было такой малостью для того, кто мечтал отвоевать Иерусалим и идти по следам Божьим.

Он медленно прогуливался по двору, когда от отбрасывающих тень строений отделилась тень и направилась к нему. Он увидел большой черный плащ и понял, что в него куталась женщина, — хотел отступить от нее, но она бросилась прямо в его руки.

— Мессир Оливье! Прошу вас, выслушайте меня.

Он узнал не столько лицо, сколько голос, — это была Агнесса. Видеть ее ему было неприятно, и он сразу замкнулся.

— Что вы делаете здесь в такой час, благородная дама? Ведь ваше место рядом с супругом, не так ли? — спросил он, и его голос был резким, как острие меча.

— Я знаю, но должна поговорить с вами хотя бы кратко. Подумайте о том, что я и не надеялась увидеть вас вновь!

— А разве мы должны были вновь увидеться?

— Вы, наверное, нет, но я... месяцы и годы я надеялась, что это произойдет. И это действительно произошло, ведь мы стоим рядом, и никто нам не мешает!

— Что мы можем сказать друг другу наедине, не нанося урона чести? Сам я считаю, что мне не подобает слушать вас... Поэтому прощайте!

— Нет! Подождите хоть минутку! Я просто хочу задать вам вопрос, только один...