Прикосновение горца - Монинг Карен Мари

– Это платье слишком мало, – наконец выдавила из себя Лиза.

– Понимаю. И поэтому ты решила, что вот это прикроет тебя лучше?

– Я с-собиралась надеть д-джинсы, – сообщила она его могучей груди.

– Ну нет! Объясни мне толком, что это такое, без всяких там «ну, ты сам знаешь».

Он что, дразнит ее? Лиза заставила себя посмотреть ему в глаза и тут же пожалела об этом. Его темные глаза просто загипнотизировали ее.

– С возрастом грудь обвисает, – эти слова сами сорвались с ее губ.

Цирцен откинул голову и громко расхохотался. Но когда он снова взглянул на нее, Лиза сразу поняла, как он возбужден. Раньше она полагала, что вчерашний поцелуи и все остальное было его способом соблазнения женщин. Но сейчас ей пришло в голову, что, возможно, она так же неодолимо влечет его, как и он ее. Лиза подозревала, что, если она хоть чуть-чуть выдаст свои чувства, он набросится на нее, как сирокко, летящий из пустыни Сахара, такой же горячий и губительный. Ей, неопытной и любопытной, было невероятно интересно узнать, что может сделать с женщиной такой мужчина, как Цирцен Броуди. Но Лиза не решалась поддаться соблазну и чувствовала себя, как ягненок на заклании. Ее не слишком баловали романтическими ухаживаниями, а владыка замка Броуди мог соблазнить и святую, И хотя Лиза хотела, чтобы он видел в ней женщину и защищал ее, но в то же время она боялась, что еще один его поцелуй – и она окончательно потеряет голову.

Чтобы разрядить обстановку, она поспешно присела и взяла платье, лежавшее у ее ног. Но Цирцен присел одновременно с ней, и они столкнулись нос к носу.

Лиза замерла. Ее сердце громко стучало в груди, и она машинально считала удары. На двадцать пятом губы Цирцена медленно растянулись в улыбке.

– Ты прекрасна. – Он положил ладонь на ее щеку и, прежде чем Лиза успела опомниться, быстро поцеловал ее. – Длинные ноги, красивые волосы... И этот огонь в твоих глазах. Я повидал много красивых женщин, но никогда не встречал такой, как ты. Никогда еще я не испытывал таких чувств, которые одолевают меня сейчас. Что же мне делать с тобой?

Его губы были совсем рядом.

– Дай мне одеться, – выдохнула Лиза.

Цирцен продолжал смотреть на нее, а она затаила дыхание, чтобы не крикнуть: «Да! Да! Обними меня! Люби меня, потому что я не знаю, что это такое. Я хочу забыть про свою боль и про умирающую мать!»

Во время болезни матери Лиза часто мечтала, чтобы у нее появился бойфренд, которому можно было бы поплакаться в жилетку. Ей так хотелось прижаться к кому-нибудь в постели, чтобы хотя бы на час почувствовать иллюзию заботы и любви.

И теперь, когда Лиза была так испугана и сходила с ума от беспокойства за мать, она готова была искать утешения в объятиях того самого человека, который поклялся ее убить. Любая близость, любые отношения с ним не могут быть долговечными. Ей надо сохранять хладнокровие, чтобы выбраться отсюда, а не искать романтических приключений в объятиях средневекового шотландского лорда, который завтра может лишить ее жизни.

Пальцы Цирцена скользнули вниз к лифчику, и он, как зачарованный, прикоснулся к тонкой ткани на груди Лизы.

– Посмотри на меня, – прошептал он.

Лиза подняла взгляд. Что он видит в ее глазах? Сомнение? Любопытство? Желание, которое она не в силах скрыть?

Но он не увидел в них согласия, и это задело самолюбие Цирцена.

Он провел пальцем между ее грудей и вдруг печально улыбнулся.

– Я прикажу найти тебе другое платье, – сказал он и, поднявшись, вышел из комнаты.

Лиза так и осталась сидеть на полу, прижав к себе платье. «Господи, – думала она, – что же мне делать?»

Цирцен вышел из покоев в отвратительном настроении. Ему казалось, что все его тело болит от усилий, которые он прилагал, чтобы вести себя с Лизой как можно вежливее и предупредительно. Лицо онемело от любезных улыбок. Пальцы свело от усилий не причинять ей боль. Все тело Цирцена протестовало против необходимости уйти из комнаты, а мужчина внутри него, родившийся пятьсот лет назад, негодовал и ревел о том, что эта женщина предназначена для него свыше. Вежливость, черт бы ее побрал! В девятом веке мужчины не спрашивали согласия – они брали силой. В девятом веке женщина была бы счастлива обрести такого могучего покровителя и защитника.

Цирцен горько усмехнулся. Он слишком давно был без женщины, чтобы вынести такую пытку. Он был просто ошеломлен, когда вошел в комнату и застал Лизу одетой в два крохотных шнурка, практически ничего не скрывавших. «Клянусь Дагдой, эти шнурки словно говорили: развяжи нас, и увидишь, что она может тебе дать...»