Дочь обмана - Холт Виктория

Мое детство было необыкновенным. В нем не было ничего обычного. Всегда в доме происходили какие-то волнующие увлекательные события, и меня никогда не пытались отдалить от них. Каждый раз, когда я видела других детей, степенно прогуливающихся с нянями в парке, мне становилось очень жаль их. Они жили совершенно другой жизнью, такой непохожей на мою. Они были просто детьми, за которыми присматривали, но которых не слушали. А я была членом семьи, жившей самой увлекательной в мире жизнью. Моей мамой была знаменитая Дезире, на которую оглядывались прохожие, когда мы гуляли вместе. А некоторые даже подходили и говорили, как они восхищались ею в спектакле и доставали программку, чтобы она оставила на ней свой автограф. Она всегда улыбалась и приветливо разговаривала с ними, они замирали от благоговейного восторга, а я самодовольно ухмылялась, купаясь в лучах ее славы.

Я привыкла не ложиться спать до ее прихода из театра. Если она возвращалась только с Мартой, я спускалась вниз и присоединялась к ним. Они обычно сидели на кухне, ели сэндвичи, пили эль или теплое молоко — смотря что придет им в голову. Всегда было много смеха по поводу очередного происшествия на сцене или какого-нибудь пожилого господина из публики, который, по выражению Марты, «положил глаз на вашу светлость!»

Матильда Грей не одобряла моего присутствия на кухне, но, пожимая плечами, смирялась. Это было одним из многих препятствий, которые ей следовало преодолеть, прежде чем она, наконец, станет леди Макбет.

Иногда мама возвращалась очень поздно, и тогда я знала, что ждать бесполезно. Она будет ужинать с Чарли Клеверхемом или с мсье Робером Бушером, может быть, и с кем-нибудь еще из своих почитателей. В такие вечера я испытывала разочарование, так как знала, что на следующее утро она проспит допоздна, и я смогу очень мало пробыть с ней до ее ухода в театр.

Долли был частым гостем в нашем доме, их беседы могли длиться часами. Он и мама постоянно ссорились. Сначала это меня пугало, но потом я поняла, что эти ссоры — не всерьез.

Они, бывало, награждали друг друга оскорбительными словечками, но я не расстраивалась по этому поводу, так как слышала все это и раньше. Иногда Долли, хлопнув дверью, выходил из гостиной и устремлялся к выходу.

Мы обычно сидели на кухне, а там было все слышно. Поэтому мы всегда знали об их ссорах, хотя и не собирались подслушивать.

— Похоже, на этот раз что-то серьезное, — говорила миссис Кримп. — Но, помяните мое слово, он вернется.

И она всегда оказывалась права — он возвращался. За этим следовало примирение, и вскоре мы слышали сильный чистый голос мамы, выводивший мелодию из новой музыкальной комедии, которую он подыскал для нее. Потом визиты Долли к нам учащались, мама пела новые мелодии, мимоходом случались две-три мелкие размолвки, но ничего существенного не происходило. Затем следовали репетиции и опять ссоры, и, наконец, генеральная репетиция и премьера.

Миссис Кримп это доставляло истинное наслаждение. Она подвергала все суровой критике, но самым большим удовольствием для нее было критиковать тех, кто был с нею несогласен. Взять, к примеру, мамино имя.

— Дезире! — насмешливо восклицала она. — Разве с таким именем можно ложиться в постель?

На что Джейн замечала, что найдутся многие, кто был бы не прочь лечь в постель с таким именем.

— Ну нет, таких разговоров у себя на кухне я не потерплю, — сурово заявляла миссис Кримп. — Особенно в присутствии… — и многозначительно кивала в мою сторону.

Я, разумеется, знала, на что они намекают, и ничего не имела против. Для меня все, что бы ни делала моя мама, было прекрасно, и вовсе не ее вина в том, что так много мужчин влюблены в нее.

Миссис Кримп имела обыкновение произносить имена на свой манер, так, как по ее мнению, их следует произносить. Так, имя мамы превращалось в Дейзи Рей, а Робера Бушера, элегантного француза, частенько бывавшего в нашем доме, она звала мсье Роббером (Роббер — англ, robber — вор, грабитель.).

Надо сказать, я тоже была немного озадачена именем мамы, пока не спросила у нее самой. И она мне все объяснила.

— Дезире — мое сценическое имя, — сказала она. — Оно не было дано мне при крещении в церкви, как это обычно бывает. Я сама себя так назвала. Человек имеет право сам выбрать себе имя. И если его настоящее имя кажется ему мало подходящим для начала карьеры, почему бы ему не сменить его? Ты согласна со мной, зайчик?

Я кивнула головой. Я всегда соглашалась со всем, что она говорила.