Змея Сатаны - Картленд Барбара

Поэтому он был бы даже слегка разочарован, если бы его полностью приняли в обществе, которое он про себя называл «порядочным». Только самые ближайшие его друзья – их было немного – знали, насколько сложной личностью был граф. Не случайно он взял себе не только имя человека, известного как один из величайших Рейков^[2] в истории, но и сознательно подражал его характеру.

Граф Рочестер родился в Уилмуте, хотя и не был в родстве с человеком по имени Уилмут, сделавшимся олицетворением распущенности при дворе Карла ІІ.

Неудивительно поэтому, что, когда король Георг III предложил ему графство, он попросил вернуть ему титул Рочестер.

Третий граф Рочестер умер в возрасте одиннадцати лет. После этого графство фактически перестало существовать, хотя второй граф не был забыт.

Теперешнего владельца титула необычайно занимало сходство их судеб, и когда во время учебы в Итоне он читал непристойные стихи Рейка эпохи Реставрации, его всякий раз забавляли аналогии между его жизнью и своей собственной.

Мать Джона Уилмута была пуританкой, грозой своего мужа и вечным укором для сына и жены сына. И это при том, что его отец был, что называется, «вполне порядочным человеком».

Джералд Уилмут мог бы сказать о себе то же самое. Возможно, психологически вполне объяснимо, что он испытывал потребность поступать наперекор матери, если уж она его постоянно осуждала; это был дополнительный повод для продолжения исследования биографии того человека, с которым он себя отождествлял.

Граф Рочестер из царствования Карла II был человеком, которого его биограф характеризовал как «остроумного, храброго, не злого и беспечного развратника».

Может быть, сто лет спустя его поклонник и не стал бы так ревностно следовать по его стопам, если бы мать не пилила его непрерывно за каждую проказу и выходку, не соответствовавшую ее представлениям о высокодуховном образе жизни.

Впоследствии граф понял, что тем самым она толкала его на гораздо более серьезные эксцессы, нежели те, к которым он первоначально был склонен.

Когда ему исполнился двадцать один год, как и Рочестер эпохи Реставрации, он занял свое место в палате лордов после смерти отца, лорда Уилмута. Еще одно сближало этих двух людей – интерес к проблемам флота.

Граф энергично выступал против политики, ведущей к упадку флота, когда моряков отправляли в отставку, выплачивая им половину пенсии, как это началось сразу же после подписания Амьенского договора в марте 1802 года.

Но и ранее граф отличался храбростью и фантазией.

Он обеспечил безопасную и спокойную жизнь многим эмигрантам, бежавшим из Франции во время революции, спасая свои головы от гильотины.

В качестве вознаграждения Георг III предложил ему графский титул и спросил, каким именно графом он хотел бы стать. Без малейшего колебания, с легкой улыбкой и представляя, как это разъярит его мать, Джералд Уилмут ответил:

– Я хотел бы стать графом Рочестер, если так будет угодно вашему величеству.

Он еще раньше заслужил свое прозвище.

В последний год учебы в Итоне сверстники прозвали его «Рейк Уилмут», и это прозвище последовало за ним в Оксфорд, где вряд ли кто-либо догадывался, что у него есть и другое имя.

«Рейк Рочестер» – звучало идеально и перебрасывало мостик между Рейком эпохи Реставрации и временем короля Георга.

Он стал чем-то вроде неизменной путеводной звезды в веселом беспутном кружке принца Уэльского, и королева иногда журила его за легкомысленное поведение принца в историях, где были замешаны женщины.

Если прежний Рочестер был сущим дьяволом с женщинами, то Рейк Рочестер II был им не в меньшей степени.

Это было не трудно, потому что он был не только исключительно красив, высок и атлетически сложен, но, кроме того, имел взгляд типичного Рейка, в котором сочетались цинизм и смелость, насмешливая улыбка и язвительный язык.

И поскольку Рейк эпохи Реставрации писал эпиграммы, то и нынешний граф, конечно же, обязан был делать то же самое, однако скорее в прозе, чем в стихах; он чаще обращался к спичу, чем к рифме. Это единственное, что их различало.

Однажды Джон Рочестер сильно влюбился, и его стихи и письма к Элизабет Барри столь же красивы и нежны, насколько другие его творения грубы и неприличны.

Но сейчас, да и никогда раньше, в жизни Рейка Рочестера II не было никого, кому он мог бы написать: «Я только лишь воздаю вам должное, когда люблю вас так, как ни одну женщину никто не любил прежде».