Ночные услады - Райс Патриция

— Эльвина!

Гандальф! Такой родной, такой добрый голос! Эльвина повернула голову, и в этот момент Филипп выбил нож у нее из рук, отшвырнул его под дерево носком сапога и схватил девушку за талию.

Эльвина брыкалась и пиналась, но Филипп, крепко удерживая ее в руках, смотрел на незнакомца.

— Отпустите ее.

Гандальф спокойно встретил взгляд господина.

— Нет. Не отпущу. Непокорный вассал подлежит наказанию. От судьбы никому не уйти, даже колдунье.

Филипп запустил руку в серебристые волосы Эльвины и, накрутив косы на кулак, запрокинул ей голову.

— Скажи своему любовнику, что ты готова принять наказание. Иначе он окажется в таком же положении, как и ты, хотя для него это может окончиться хуже, чем для тебя. Ему-то вряд ли удастся выжить.

По спине Эльвины пробежал холодок страха. Она не сомневалась в том, что Филипп говорит правду. Эльвина прекратила сопротивляться. Она не могла допустить, чтобы Гандальф умер из-за нее.

— Позаботься о Тильде, прошу тебя, Гандальф.

Слезы потекли у нее по лицу. Силы были слишком, неравные, он не мог защитить ее — один, безоружный, против кавалькады рыцарей с копьями и мечами.

Гандальф сделал вид, что не слышал слов Эльвины.

— Отпустите ее. Накажите меня вместо нее. Или дайте мне шанс защитить ее. Один на один.

Гандальф поднял над головой толстый посох, словно бросая вызов.

Эльвина застонала от отчаяния. Она видела, что Филипп кипит от гнева. Глупый мальчишка, куда ему идти с дубиной против рыцаря в кольчуге!

— Ради Бога, Гандальф! Не делай этого! — взмолилась девушка. — Ты спас мне жизнь, но душу мою уже никому не спасти! Не добавляй свою смерть к перечню моих грехов! Иди отсюда! Я вверяю Тильду твоим заботам. Сделай для меня то, чего не сделали другие!

Намек достиг цели, ибо Филипп, не говоря более ни слова, взвалил Эльвину себе на плечо, кинул ее на седло, сел сзади и дал своим людям сигнал к отправлению, оставив беспомощного крестьянина посреди поляны.

Теперь, исполнив долг перед Гандальфом, Эльвина решила подумать о себе. Как посмел Филипп так обращаться с ней! Она заерзала, пытаясь найти опору, чтобы распрямиться и спрыгнуть.

Филипп ухватил девушку за пояс и посадил прямо, зажав ее ноги так, что ей оставалось только прислониться спиной к его груди. Стоило Эльвине дернуться, как она оказывалась теснее прижатой к нему. Девушка затихла, стараясь держаться по возможности прямо и подальше от него.

— Ты быстро учишься, — пробормотал он. — Советую и впредь не забывать о том, кто из нас сильнее. Тебе же будет лучше.

— Раньше я повиновалась вам, и что с того? В жизни моей случилось столько горя, сколько другому хватит лет на пятьдесят. Я вам больше не рабыня!

Филипп пришел в ярость.

— Не желаю ничего слышать! Молчи, а не то отдам тебя своим людям еще до того, как сам попробую плеть на твоей нежной шкурке.

Понимая, что он сдержит слово, Эльвина замолчала. С тревогой оглянувшись назад, она увидела, что все люди сэра Филиппа, крепкие и высокие, словно на подбор, посматривают в ее сторону. Можно себе представить, что от нее останется, если он отдаст ее в их руки. Эльвина зажмурилась, попросив Бога, чтобы он поразил ее прямо сейчас.

Но ни Бог, ни сэр Филипп не скинули ее на землю. Они двигались на запад, навстречу закату. Час, другой, пока Эльвина не почувствовала, что у нее слипаются глаза.

Она уснула, и большая рука осторожно обняла ее. Зеленые глаза смотрели вдаль, словно два изумрудных костра, горящих в темноте.

Глава 7

Они остановились на отдых уже глубокой ночью. Эльвина, сонная, взяла из рук Филиппа флягу с вином и ломоть хлеба. Мужчины поили лошадей. Ни на минуту девушка не оставалась без присмотра.

То, что произошло днем, убедило Эльвину в том, что Филипп ненавидит ее не меньше, чем она его. В чем причина этой ненависти, девушка не понимала, но с опаской следила за его движениями. Сейчас, кажется, Филиппа интересовали лишь лошади, так что она могла на время расслабиться.

Чуть позже он швырнул ее в седло так же грубо, как и в первый раз, и они продолжили путь. К утру все тело у нее онемело, но Филипп, казалось, не знал усталости. Как только на горизонте показался военный лагерь, он прибавил ходу.

Перед каменными стенами огромного замка в поле были расставлены шелковые шатры, казавшиеся кроваво-красными на фоне восходящего солнца; знамена, развевающиеся на ветру, — все это представлялось картиной из сказки. Отец был частью этой сказки, он жил в этом мире, и хотя Эльвина по опыту знала, как сурова и скудна военная жизнь, она чувствовала себя так, словно вернулась домой.