Испания для королей - Холт Виктория

У мальчика заблестели глаза. От его недавней степенности не осталось и следа – сейчас он был просто ребенком, умолявшим о ласке, которой ему так недоставало. Он схватил отцовскую руку и прижал ее к своей груди.

– Когда же наступит это время, отец? Когда?

– Когда-нибудь, сын мой. Может быть, скоро.

Фердинанд представил себе этого мальчика сначала знакомящимся с кастильским королевским двором, затем обживающимся в чужом королевстве… Изабелла, конечно, сразу обо всем догадается. Ну что ж, ей придется смириться с тем обстоятельством, что от королей, подобных ее супругу, трудно не ожидать двух-трех внебрачных детей. Он заставит ее принять такое положение дел. Сейчас, видя восхищенные глаза сына и его матери, он не сомневался в том, что у него хватит сил наладить полное взаимопонимание с Изабеллой.

– И меня представят ко двору?

– Разумеется, сын мой. Клянусь всеми святыми, из тебя выйдет блестящий придворный – ты ведь мечтаешь об этом, да?

– Да, отец! – с готовностью воскликнул мальчик. – Я буду очень смелым и очень важным придворным. Все мужчины будут дрожать при моем приближении.

– Ты хочешь сказать, что они будут бояться тебя? Но почему?

– Потому что я буду сыном короля, – просто сказал Алонсо.

Фердинанд строго произнес:

– Ты многому научился, Алонсо: быть тщеславным, как настоящий придворный, немного – фехтованию. Но есть кое-что такое, о чем ты еще и понятия не имеешь. Я говорю о скромности, сын мой.

– О скромности? Ты хочешь, чтобы я был как простой подданный?

– Видишь ли, это урок, который рано или поздно всем нам преподает жизнь, – будь мы архиепископы или сыновья могущественных правителей… Кстати, ты сам-то замечаешь, как проходят твои занятия фехтованием? Сегодня, к примеру, ты не сдержался, когда твой учитель наглядно показал, что рапирой он владеет лучше тебя. А ну-ка, давай я займу его место.

Виконтесса Эболи, отойдя в сторону, стала наблюдать за поединком сына и любовника.

Фердинанд вновь и вновь выбивал рапиру из руки мальчика. Алонсо был в отчаянии, однако Фердинанд не без удовлетворения отметил, что сдаваться его сын не собирался – вместо этого он всякий раз просил продолжить их учебный бой, надеясь в конце концов устоять перед более опытным соперником. Через несколько минут Фердинанд сказал:

– Ну все, на сегодня хватит.

Отбросив рапиру, он положил руку на плечо мальчика.

– Когда-нибудь ты станешь превосходным фехтовальщиком, сын мой, – добавил он. – Тут у тебя есть кое-какие задатки. Но я хочу, чтобы тебе удавалось все, за что ты ни возьмешься, – не только приемы владения шпагой. А для этого ты должен знать меру своих способностей и всегда быть готовым перенять что-то у человека, более опытного, чем ты. В том-то и заключается истинная скромность, о которой я говорил тебе, Алонсо, – научись ей, и ты будешь обладать величайшим из мужских достоинств.

– Хорошо, отец, – потупился мальчик, – я запомню эти слова.

– Ну, теперь расскажи мне, что ты делал в мое отсутствие. У нас осталось не так много времени, мой визит не должен быть слишком долгим.

Увидев расстроенное лицо сына, Фердинанд вздохнул и крепко прижал его к себе.

– Так будет не всегда, Алонсо, – сказал он. – Это я тебе обещаю.

Альфонсо Португальский вернулся на родину. Как и большинство других совершенных им поступков, его приезд оказался крайне несвоевременным. Едва он ступил на землю Португалии, как ему сообщили две новости, каждая из которых была не из приятных.

Во-первых, пятью днями раньше состоялась коронация его сына Хуана. Во вторых, Папа Сикстус Четвертый, внимательно рассмотревший как ходатайство Изабеллы и Фердинанда, так и доклады о поведении самого Альфонсо, отозвал разрешение на брак, всего несколько недель назад данное принцессе Иоанне и ее невезучему дяде.

– Жил ли на свете хоть один человек, более несчастный, чем я? – причитал Альфонсо. – Видно, Господь совсем отвернулся от меня. Я обещал себе вернуться в Португалию, чтобы жениться на моей маленькой Иоанне и править страной лучше, чем в прошлом. А что в результате? Ни свадьбы, ни правления – все пошло прахом. Ах, зачем я позволил отговорить себя от пострига в монахи? Все равно мне не осталось ничего, кроме рубища и монастырской обители!

Он поехал в Лиссабон, и по пути во всех городах и селениях люди старались не смотреть на него. Они не знали, как теперь к нему относиться. Он был их королем и в то же время не был им. Его безумные политические авантюры разорили Португалию. И, пожалуй, принесли этой стране нечто худшее, чем просто бедность, – они принесли ей позор и унижение. Хуан принял его радушно.