Золушка для герцога - Мортимер Кэрол

Ему не следовало целовать ее, раздраженно бранил себя Хок, вжимая Джейн в солому. Но тепло ее тела, ее собственный чарующий запах поймали его в свои сети, из которых он не мог выбраться.

Он лег на ее грудь и продолжил поцелуй. По тому, как тело Джейн изогнулось ему навстречу, как ее руки, проникнув под жакет, гладили его спину через тонкую материю рубашки, по всему этому он понял — Джейн возбуждена не меньше его, пусть даже из-за своей невинности она не знает, что делать с этим возбуждением.

Хок тоже не знал, куда это их заведет. Ему просто хотелось потрогать ее, попробовать ее на вкус. Его губы начали спускаться вниз, по нежной шейке к полушариям груди, пальцы действовали быстро, умело, расстегивая пуговицы ее платья. Вскоре он уже выпустил на свободу ее груди, прикрытые лишь тонкой рубашкой.

Его завороженный взгляд остановился на розовых бутончиках сосков, просвечивающихся через ткань, и пальцы принялись ласкать эти бутончики. У Джейн перехватило дыхание, и она изогнулась дугой.

Это было уже слишком. Джейн оказалась слишком сильным искушением для Хока, чтобы отвергнуть его. Он мимолетно заглянул ей в глаза, опустил голову и взял один из сосков в рот. Язык прошелся по съежившемуся шарику, он впился и него — жадно, неистово. Он слышал, как она стонет от удовольствия, чувствовал, как ее ногти конвульсивно вонзаются в твердые мускулы его спины, как руки крепче прижимают его к себе.

Хок накрыл ладонью вторую грудь Джейн, ощущая, как она наливается тяжестью от его прикосновения. Большой палец принялся гладить за твердевший бутончик соска в том же ритме, как он сосал его близнеца.

Он напрягся от возбуждения, бедра свело от острой жажды взять ее всю, без остатка, проникнуть в жар, который ждет его внутри ее, и подарить им обоим наслаждение, которого они оба страждут.

Он должен немедленно остановиться — отодвинуться от нее, пока страсть не накрыла их с головой и не лишила разума. Но он не смог совладать с собой, когда почувствовал, что руки Джейн расстегивают пуговицы на его жилете и рубашке и пробираются под ткань.

Ни одна женщина в мире не прикасалась к Хоку настолько невинно и в то же время настолько эротично. Неопытность Джейн в физическом плане сметала все границы и правила, ее пальцы трогали, гладили, ногти впивались в его мускулы, распаляя жар в его чреслах, делая его практически невыносимым.

Он хотел взять ее. Сейчас же. Здесь, на душистой соломе. Он страстно желал овладеть ею. От ее прикосновений, от сладкого, дурманящего запаха женщины его чувства будто пробудились от спячки.

Уже после первого прикосновения Хока Джейн поняла, что теряет голову, и не могла отвергнуть ее сейчас, когда его рука оставила ее грудь и подняла ее платье почти до талии. Он гладил ее бедро от колена до жаркого местечка, скрывающегося между ее ног. Ее бедра призывно поднялись ему навстречу, стоило ему коснуться ее интимного местечка, сжимая его, лаская, пробуждая наслаждение, о котором Джейн не мечтала даже во сне.

Она задохнулась и без сил рухнула на солому, пока рот, губы и язык Хока продолжали играть с ее грудью, а его пальцы гладили ее. Ее голова беспокойно металась из стороны в сторону, внутри нарастало напряжение, ноги раздвинулись в ожидании, жар потаенной пещерки обратился неистовым пламенем.

— Я говорю ему, нет, не видал я герцога тута нынче утром. А ты, Том? Видал его где-нибудь на поместье? — Голос старшего конюха ворвался в разгоряченный мозг Хока, возвращая его в реальность.

Герцога словно окатили ушатом ледяной воды. Он резко поднял голову. По испуганному выражению лица Джейн он понял — она тоже услышала, что они больше не одни.

Он мрачно смотрел на нее сверху вниз — платье помято, юбка задрана вверх, лиф расстегнут. Мокрая рубашка прилипла к груди, соски все еще напряжены от прикосновений его губ, языка, рук.

Он застонал от отвращения к себе, упав на солому рядом с нею и уставившись в деревянный потолок.

Боже правый! Несколько секунд тому назад, до того, как раздались посторонние голоса, он был готов заняться с Джейн любовью. Взять ее прямо здесь, на конюшне, как будто она была какой-то дворовой девкой, с радостью отдающейся своему патрону.

Забудь, драгоценный Хок, о том, что слуги могут усомниться в твоем здравомыслии, — ты и сам теперь в нем сомневаешься! — подумал герцог.

— Хок...

— Тише, Джейн! — прошипел он, накрыв ее губы своими пальцами. Он наклонил голову, внимательно прислушиваясь. Войдут ли старший конюх и Том, один из грумов, которого Хок привез с собой из Лондона, в конюшню, чтобы поискать его здесь?