Любовь и Люсия - Картленд Барбара

В полумраке огромной комнаты, где он сейчас находился, различался высокий расписной потолок и тяжелые парчовые занавеси, скрывавшие длинные окна от пола до потолка.

Парчой была задрапирована и огромная кровать, в которой лежал маркиз. Над собой он видел вырезной золоченый балдахин, подобный тому, который обычно украшает трон дожа. Под таким балдахином любой человек чувствует себя важной персоной.

Не в силах больше находиться в духоте и переносить запах духов Франчески, маркиз тихо выскользнул из кровати.

Он пересек комнату и вышел в примыкающую к ней гардеробную, где камердинер оставлял приготовленную ему одежду.

Закрыв за собой дверь, маркиз глубоко вдохнул, словно наслаждаясь свежим воздухом.

Потянувшись и размяв мышцы, он умылся холодной водой и принялся одеваться.

Маркиз не звал камердинера или кого-нибудь из слуг.

Сейчас он хотел побыть один.

То ли на него подействовала бурная ночь любви, то ли виновато было бледное солнце, поднимавшееся из-за горизонта и разгонявшее стелющуюся над водой Большого канала дымку, но маркизу нестерпимо хотелось побыть одному в тишине. С самого своего прибытия в Венецию он постоянно присутствовал на приемах, одно празднество сменялось другим, его постоянно окружала толпа людей.

Сейчас маркиз жаждал сбежать от мира.

Он привык к самостоятельности, поэтому оделся сам и завязал галстук не менее аккуратно и быстро, чем это сделал бы его камердинер.

Давным-давно маркиз убедился в том, что умеет делать все, что могут его слуги, только гораздо лучше. Хотя проверял свои способности он довольно редко, ему было знакомо чувство удовлетворения от осознания того, что ни с чьей помощью он не смог бы одеться быстрее, чем самостоятельно.

Стояло раннее утро, и прислуга, вероятно, собралась на кухне, поэтому выйдя из гардеробной, маркиз никого не увидел. Он спустился по широкой лестнице, которая вела на первый этаж палаццо к парадному входу, открывавшемуся на Большой канал.

Однако маркиз направился не к дверям, у которых его обычно ждала собственная гондола.

Он вышел через черный ход И оказался на узкой улочке меж больших домов, почти все они были заперты и с закрытыми ставнями окнами.

Переулок был пуст, и только через некоторое время, дойдя до моста, маркиз поглядел на открывшийся перед ним небольшой канал и увидел человека, неторопливо управлявшего гондолой, полной овощей и фруктов. Маркиз понял, что человек плывет на рынок, куда по утрам из окрестных деревень привозили продукты, которые покупали горожане.

Маркиз пошел дальше. Солнце уже совсем рассеяло дымку над водой и засияло тем прозрачным светом, который Тернер так любил изображать в своих красочных пейзажах.

Но маркиз думал вовсе не о красоте, его окружающей, и не о слиянии природных и рукотворных шедевров. Он думал о себе. Он провел в Венеции десять дней и уже с нетерпением предвкушал отъезд. Конечно, Франческу нелегко было оставить, но, несмотря на ее притягательность и красоту, маркиз частенько подумывал о том, что не стоит отводить ей слишком большое место в своей жизни. Ему хотелось быть далеко и нуждаться в ней, сожалеть об утрате, уехать, борясь с желанием остаться.

«Аластер ошибся, — вздыхал маркиз, шагая вперед. — Я так ничего и не вынес из своего путешествия, не считая того, что езду верхом я предпочитаю ходьбе, а англичан — иностранцам».

Он тут же обвинил себя в непростительной черствости, до которой не должен был опускаться. Уж лучше бы по-детски удивляться всему новому и необычному!

А что он увидел нового?

Что необычного он услышал на обедах, данных в его честь?

Разве эти речи один в один не похожи на те, что он слышал за собственным столом на Беркли-сквер или в Уайт-клубе?

И разве Франческа, если уж быть откровенным до конца, не походила на «прелестниц», охотно кидавшихся в его объятия в Лондоне или на светских львиц, соблазнительно поглядывающих на него и кокетливо надувающих губки?

«Чего я хочу? Чего я, черт побери, ищу?» — спрашивал сам себя маркиз. Тут он, к своему удивлению, увидел, что стоит на пьяцца Сан-Марко.

Оказалось, что он, сам того не заметив, прошел переулками позади дворцов, перешел несколько мостиков, пересекавших малые каналы и оказался в центре города.

Он так глубоко задумался, что закончил свою прогулку, едва успев начать ее.

На пьяцца Сан-Марко уже было много людей, мужчины и женщины, торопившиеся кто на работу, кто на рынок, а хорошо одетые мужчины, вероятно, возвращались домой из казино или из теплых постелей куртизанок.