Рабыни дьявола - Бенцони Жюльетта

– Аркадиус! – воскликнула оскорбленная Марианна. – Как вы говорите со мной!

– Я говорю так, как должен это делать! И, если вы хотите знать, я считаю себя идиотом, что позволил вам следовать за обозом.

– А я вам уже сто раз повторяла, что не хочу разлучаться с ним. Если с ним что-нибудь произойдет…

– Я буду там, чтобы сразу это заметить! Вы были бы нам в сто раз полезней, если бы уехали в Брест, оформили там наследство, устроились поосновательней и начали бы искать общий язык с местными жителями! Вы не забыли, что нам необходимо судно с экипажем, способным пересечь океан? Но нет! Вы предпочитаете уподобиться женщинам-святошам на пути к Голгофе, вы тянетесь вслед за заключенными в надежде сыграть Магдалину или, как святая Вероника, вытереть вашей вуалью измученное лицо друга! Но, черт возьми, если бы был хоть малейший шанс на спасение Христа, я утверждаю, что те женщины не стали бы терять время в древних улочках Иерусалима! Вы хоть подумали о том, что Император скоро узнает, как княгиня Сант’Анна снова ослушалась его и следует за каторжниками в Брест?

– Он об этом ничего не узнает. Мы едем скромно, и я прохожу как ваша племянница.

Это было так. Для большей безопасности Жоливалю удалось с помощью Талейрана выправить для себя паспорт, в котором была записана его племянница Мария. Но виконт разъяренно пожал плечами.

– А ваше лицо? Вы думаете, его никто не заметит? Однако, несчастная, надсмотрщики из эскорта уже три дня назад засекли вас! Поэтому я умоляю: никаких театральных представлений, никаких жестов, которые могут привлечь внимание. Итак, хотите вы или не хотите, вы будете спать как все, в харчевне!

Укротив недовольство, Марианна уступила, но договорилась, что пойдет в харчевню после прибытия каторжников. Ей было невыносимо отказаться от возможности увидеть Язона.

– Меня не заметят, – сказала она. – Там уже собралось столько ожидающих…

И это тоже было так. В деревнях знали точные даты прохождения обоза, и он привлекал повышенное внимание крестьян. Они сбегались из всей округи к месту его остановки и часто сопровождали в конце дороги. Некоторые из сострадания, чтобы дать каторжникам какую-нибудь еду, старую одежду или несколько мелких монет. Но большинство приходило туда, чтобы развлечься и найти в их повседневной скуке порядочных людей мощную поддержку при виде покаранных отщепенцев и нищеты, которой самые бедные никогда не испытывали.

Маленькое местечко было забито людьми, но самые злобные, или самые осведомленные, уже заняли места около сарая. Дело в том, что перед ночным отдыхом каторжники должны были подвергнуться обыску, очень тщательному, который в дальнейшем облегчит надзор. На остальных этапах удовлетворятся только проверкой оков и ощупыванием. Марианна проскользнула в толпу со следующим по ее пятам Жоливалем.

Издалека послышалось приближение обоза. Ветер донес шум, крики, пение, смешивавшиеся при прохождении Сен-Сира с возгласами добропорядочных граждан. Затем из-за последних домиков показались два конных жандарма с перекрещивающимися на груди белыми перевязями. С мрачным видом они ни на кого не смотрели, тогда как следовавшие за ними охранники улыбались толпе, словно они были героями необычайно веселого спектакля. Следом показалась первая повозка.

Когда все пять колымаг выстроились на поле, заключенных заставили сойти на землю, и начался обыск, в то время как внезапно, словно он только и ждал сигнала, снова полил дождь.

– Вы действительно собираетесь остаться здесь? – прошептал Жоливаль на ухо Марианне. – Предупреждаю, что это зрелище не для вас, и было бы лучше…

– Раз и навсегда, Аркадиус, прошу вас оставить меня в покое. Я хочу видеть, что ему сделают.

– Как вам угодно! Вы увидите! Но я предупреждал вас…

Она гневно пожала плечами. Но прошло всего несколько мгновений, и она отвела глаза и опустила голову, сгорая от невыносимого стыда. Ибо, несмотря на холод и дождь, заключенных заставили полностью раздеться. Стоя в железных ошейниках босыми ногами в грязи, они подверглись обыску слишком унизительному, чтобы не быть дополнительным наказанием… Пока один охранник проверял одежду и обувь, другой осматривал рот, уши, ноздри и даже некоторые более скрытые места… Каторжники и в самом деле умели прятать в крохотных футлярах маленькие напильники, лезвия или часовые пружины, которыми меньше чем за три часа могли перепилить оковы.

Покраснев до корней волос, Марианна не отводила взгляда от своих ног и травы между ними. Но вокруг нее веселились вовсю, и женщины, в большинстве своем досужие кумушки, подробно разбирали анатомические достоинства заключенных в таких вольных выражениях, что их постыдился бы и гренадер. Ошеломленная, Марианна хотела возвратиться и повернулась, чтобы просить Жоливаля увести ее, но возбужденная в высшей степени толпа разъединила их, и, даже не поняв как, она оказалась в первом ряду зрителей. В давке закрывавший ее голову капюшон стянули назад, и внезапно она увидела прямо перед собой Язона.