Его лучшая любовница - Уоррен Трейси Энн

Но шли дни, а она только мельком видела Уайверна, когда тот проходил через какой-нибудь из бальных залов, направляясь играть в карты и обмениваться забавными историями с друзьями, и в ней начало закипать раздражение. «Как он смел, целовать меня, — возмущенно думала она, — а потом игнорировать так, словно ничего не случилось? Как он посмел пробудить во мне влечение, а потом преспокойно обо всем забыть?»

Возможно, он просто хотел держаться подальше от соблазна, потому что она не могла отрицать, что при встречах между ними обязательно начинают проскакивать искры. Но, казалось бы, можно было этого добиться, не избегая с ней встреч настолько старательно!

У нее даже было желание направиться к нему и все это высказать, однако другая ее половина — та, которая сохраняла крупицы благоразумия, — требовала, чтобы она оставила все на волю судьбы. В конце концов, у нее было множество аристократических поклонников, добивавшихся ее внимания. Ей совершенно не нужно, чтобы за ней увивался еще и Уайверн.

«Но тебе бы этого хотелось, — шептал предательский голосок. — И ты была бы не прочь, чтобы он своего добился».

Забыв про пунш, она решила найти Джулианну, надеясь, что та не станет возражать против того, чтобы в кои-то веки отправиться домой пораньше. Двигаясь через тесную толпу гостей и не слишком следя за тем, что делает, она прошла мимо какой-то женщины — и нечаянно толкнула ее.

— Ох, прошу прощения, — сказала она, подхватывая даму под руку, чтобы им обеим не грозила опасность упасть.

Заметно напрягшись, незнакомая женщина оттолкнула руку Габриэлы и устремила на нее презрительный взгляд голубых глаз… глаз, которые почему-то заставили Габриэлу вспомнить отца.

Незнакомка поджала губы.

— Да, тебе надо просить у меня прощения, и не только за твою мерзкую неуклюжесть. Полагаю, ты это сделала намеренно.

Габриэла воззрилась на нее, приоткрыв рот от изумления. Спустя пару секунд она опомнилась настолько, чтобы ответить:

— Нет, мэм. Боюсь, что я просто не заметила вас, когда шла.

Вздернув голову со сложной прической, женщина втянула носом воздух — и сморщилась, словно ощутив гадкую вонь.

— Ты еще скажешь, будто не знаешь, кто я?

Габриэла застыла на месте, чувствуя, как недоумение и обида захватывают ее. Все ее чувства обострились — и чем пристальнее она вглядывалась в лицо склочной незнакомки, тем тревожнее ей становилось. Эта леди явно считала, что Габриэла обязана ее знать, однако девушка не помнила, чтобы с ней встречалась.

«Может, она ошиблась? — размышляла Габриэла. — Может, она перепутала меня с кем-то?»

Но, разглядывая эту женщину, которая была старше ее лет на десять (а возможно, и больше), Габриэла начала видеть, как сквозь ее лицо просвечивает другое. Песочного цвета волосы, голубые глаза и нос, который… «Господи, у нее нос совершенно такой же, как у моего отца! — вдруг поняла Габриэла. — И удивительно похож на мой собственный!»

— А, — презрительно проговорила женщина, — теперь ты начала понимать, кто я?

— Вы… вы моя тетя?

Женщина еще презрительнее поджала губы.

— Не надейся, хоть ты и утверждаешь, будто в твоих жилах простолюдинки и течет кровь моего брата!

Значит, это одна из ее родственниц по отцовской линии. Одна из двух ее теток. И еще не известно, сколько у нее всяческих кузенов, кузин и прочих, которые никогда не выражали ни малейшего желания признать ее существование.

— Я ничего не утверждаю, — ответила Габриэла со спокойной решимостью. — Моим отцом был Бертон Сент-Джордж, виконт Мидлтон. Я в этом не сомневаюсь, поскольку он навещал меня и мою мать все те годы, пока я росла, и охотно признавал меня своей дочерью. В последний раз я видела папеньку всего за несколько месяцев до его смерти.

Ее тетка топнула.

— Как ты смеешь говорить о покойном лорде Мидлтоне с такой бесцеремонностью! И как ты осмелилась взять себе имя Сент-Джордж, как будто имеешь на него право! Оно тебе не принадлежит. Как бы ни звали твою шлюху мать, именно ее имя ты и должна носить!

Окружающие потрясенно ахнули. До этого мгновения Габриэла не подозревала, что их кто-то слушает. Она почувствовала, что бледнеет, а в ушах у нее зазвенело, словно она только что получила оплеуху. Не успев опомниться, она ясным голосом объявила:

— Я Сент-Джордж не менее чем вы, тетя!

Теперь уже ее собеседница выглядела так, словно получила пощечину. Глаза ее гневно сузились.