Невеста Данкена - Ховард Линда

– Просто взмахни этим у плеча лошади в понукающем движении и позволь ей самой выполнить работу, если корова решит отбиться от стада. Все, что ты должна делать, это сидеть глубоко в седле и держаться.

Сидеть глубоко в седле было не проблемой; крупная ковбойская упряжка казалась колыбелью после маленького седла, к которому она привыкла. Она взяла веревку и попробовала сделать несколько волн, желая убедиться, что лошадь не испугается. Риз обращался с веревкой, как с само собой разумеющимся, чем та, безусловно, для него и была.

Маделин наслаждалась работой. Ей нравилось находиться на воздухе, был своего рода покой в верховой езде вблизи стада и редком помахивании веревкой, в звуке гортанных выкриков и изучении верховой езды на хорошо обученной лошади. Больше всего ей нравилось наблюдать за Ризом. Он родился, чтобы заниматься этим, и это сквозило в каждом его движении и произнесенном звуке. Он ездил на лошади, будто был ее частью, предвосхищая каждое изменение в движении, поощряя животных свистом и выкриками, которые, казалось, в то же самое время успокаивали их.

От удовольствия она испытывала почти ошеломление, ее чувства были перегружены. Она чувствовала себя так с того самого послеполуденного времени, когда его самообладание разбилось и он взял ее, как одержимый. Тело Маделин насытилось, эмоции освободились, чтобы потянуться к нему и затопить его любовью, которая переполняла ее. У нее не было никаких иллюзий по поводу того, что сражение выиграно, однако первый раунд осталась за ней; до вчерашнего дня он никогда не позволял ей ласкать себя так, как она ласкала, и никогда не задерживался в кровати утром, как сегодня, чтобы снова заняться с ней любовью. На его лице все еще преобладала прежняя суровость и хмурость, но он стал более расслаблен. Судя по последним двадцати четырем часам, ему должно быть, было трудно держать контроль над своими сексуальными желаниями. Эта мысль вызвала у нее улыбку.

Они остановились пообедать и позволить стаду и лошадям напиться из небольшого природного водоема. Позаботившись о лошадях, Риз привязал их поблизости и сел рядом с ней на небольшое возвышение, которое она выбрала в качестве места для приема пищи. Он снял шляпу и положил ее на траву рядом с собой.

– Как тебе, пока нравится?

– Очень. – Ее губы мягко изогнулись, когда она вручила ему сандвич. – Здесь настолько мирно, ни автомобилей, ни телефонов, ни смога. Утром, тебе, вероятно, придется помочь мне выбраться из кровати, но оно того стоит.

– Я натру тебя вечером мазью. – Его глаза сверкнули в ее сторону. – Позже.

Это заявление заслуживало поцелуя. Затем она выпрямилась и развернула свой собственный бутерброд.

– Как я работаю? Я не сделала ничего совсем уж дилетантского?

– Ты прекрасно справляешься. Единственная проблема состоит в том, что я продолжаю волноваться, как бы ты не упала и не поранилась. Ты – мой первый ковбой женского пола.

Он относился к женщинам с южной деликатностью, но она не возражала против его обходительного обращения, пока он не начнет пытаться мешать ей делать то, что она хочет. Поскольку он довольно часто приближался к этой границе, их совместная жизнь никогда не превратиться в слишком мирную.

Он оперся на локоть и вытянул свои длинные ноги, жуя второй бутерброд. Глядя на него, она начала чувствовать жар; хотя одет он был незатейливо: в коричневые джинсы, белую рубашку и позорно облупленные ботинки, он затмевал мужчин-моделей, которых она видела одетыми в смокинги. Его первая жена, должно быть, была президентом какого-нибудь Клуба Дураков, но этой презренной женщине нельзя было позволить сбежать после того, что она с ним сделала. Маделин никогда прежде не считала себя мстительной, но чувствовала себя такой всякий раз, когда кто-то причинял вред Ризу. Если она когда-либо встретится с Эйприл, то оставит ее лысой.

Он нашел упакованное ею печенье и запил остатками чая. Кормление этого мужчины могло занять весь рабочий день, нежно подумала она. Если их дети унаследуют его аппетит, она никогда не выберется из кухни.

Размышления о его детях сделали ее чувства еще более теплыми, но напомнили о том, что она хотела с ним обсудить. Она повернулась к нему лицом, сев со скрещенными перед собой ногами.

– Есть кое-что, о чем нам нужно поговорить.

– О чем? – спросил он, растягиваясь на спине и опуская на глаза шляпу.

– О детях.

Один глаз открылся и уставился на нее; затем он убрал шляпу и обратил к ней все свое внимание.