Во власти теней - Бенцони Жюльетта

Сикст IV был совершенно уверен в своей правоте. Начав строительство этого храма, ему хотелось подарить Ватикану достойное место для отправления культовых богослужений, посвященных трону Петра, – этакое обширное помещение, в котором со всеми удобствами могла бы расположиться и покрасоваться помпезная папская свита.

Это совершенно невозможно было сделать в старой базилике, где и размещалась могила владыки апостолов. Церковь эта была совсем ветхая, немногим лучше, чем какая-нибудь простая приходская церковь в деревне, – с покосившейся колокольней, покатой крышей и круглой сводчатой трехэтажной аркой. Она выдержала уже несколько ремонтов, но, несмотря на это, находилась в удручающем состоянии и, самое главное, в ней было полно сквозняков. Новая часовня будет изысканной, просторной и очень высокой, дабы в ней во всю мощь звучали музыка и песнопения, и великолепно убранной, чтобы память о ее создателе сохранилась на века. Таким образом, Сикст, решивший назвать ее часовней Зачатия, в глубине души все-таки надеялся, что за ней удержится его имя.

Завидев папу, рабочие, которые, надо сказать, не очень-то утруждали себя, принялись со всем рвением орудовать своими мастерками, а также огромными каменными блоками, которые теперь быстро замелькали на концах талей. Было очевидно, что они еще не утратили надежды спасти свои души от надвигающейся бури. Однако это не помогло, Сикст IV разразился бранью, а бранить он был искусен и не уступил бы в этом простому смертному. Голос у него был зычный, красивый, а сам он от природы наделен большим красноречием. Архитектор и работники бросились на колени прямо в строительный мусор и униженно склонили головы в ожидании, когда минует взрыв гнева. Ведь даже папе время от времени требуется передышка.

Воспользовавшись наступившим затишьем, архитектор Дольчи пожаловался на плохую погоду – источник многочисленных недомоганий, сваливших с ног его работников.

– Достаточно! – прервал архитектора его святейшество. – У тебя всегда наготове отговорки, синьор Дольчи. А у меня нет времени, я хочу увидеть свою часовню как можно скорее. Мне надоело ждать!

– Пусть ваше святейшество потерпит еще немного. Окна готовы, и вы сами можете в этом убедиться. Я надеюсь, вы будете удовлетворены. Посмотрите, какие они высокие и как искусно выполнены, разве вы не находите, что они великолепны?

Неожиданно папа рассмеялся:

– Это так на тебя похоже! Я задал тебе хорошую трепку, которую ты вполне заслужил, а ты повернул все в свою пользу и еще требуешь от меня похвалы. Окна хороши, спору нет, но крыша над ними доставила бы мне куда больше удовольствия. Я больше не могу видеть, как дождь поливает мою часовню.

Папу сопровождали две важные персоны, они немного отстали, задержавшись в дверях. Один из них – казначей Ватикана, хитрый финансист по имени Мелиадуче. Другой – кардинал, вице-канцлер, личность настолько примечательная, что о ней следует рассказать несколько подробнее. Это был прелат красивой наружности и крепкого сложения, очень смуглый, с копной черных как смоль волос и большими темными глазами. Красиво очерченный нос с горбинкой и чувственный рот изобличали в нем жуира. Слишком бросающееся в глаза великолепие его пурпурных, отделанных соболиным мехом одежд и крепкие смуглые руки выдавали в нем иностранца.

И это было действительно так. Кардинал Родриго Борджиа появился на свет в Испании, в Хативе, и, вероятно, так и остался бы там, если бы не его дядя, архиепископ Валенсии, который несколькими годами раньше был вознесен в высший понтификат по воле Каликста III. В Италию он привез вместе с собой все свое семейство. Ловкий и загадочный, этот Родриго умело повел свои дела и в сорок семь лет был уже третьим по значению должностным лицом в святой церкви. И это помимо того, что он считался самым богатым, после французского кардинала Детутвилля, человеком в священной коллегии, а также владельцем многочисленных имений.

Сцена, происходящая между папой и его архитектором, казалось, забавляла его. Он наклонился к своему спутнику и прошептал:

– Как вы думаете, мессир Мелиадуче, чем это все закончится? Вот увидите, Дольчи станет жаловаться, что ему не хватает денег, что туф и каррарский мрамор без конца дорожают, что медь и вовсе идет по баснословной цене, наконец, что он не в силах сделать больше, чем он делает на те деньги, что получает. Святой отец, конечно, еще немного побушует, а потом позовет вас и попросит открыть вашу казну.