Маска любви - Картленд Барбара

Несколько мгновений Катерина стояла совершенно неподвижно, подняв к нему лицо. Потом повернулась и, не сказав ни слова, побежала к лестнице.

Оставшись под аркой, герцог смотрел, как девушка спускается по ступеням к каналу, и только когда она исчезла из виду, медленно пошел назад к площади Святого Марка.

Веселый шум обрушился на него со всех сторон. Герцог постоял пару минут, созерцая площадь, затем решительно прошел сквозь толпу к причалу и, подозвав гондолу, велел отвезти его к дворцу Тамьяццо.

Затянув песню, гондольер повел свое хрупкое суденышко по подернутой рябью воде Большого канала.

Все гондольеры пели во время карнавала, и все песни их быпи о любви.

Карнавал после праздника Вознесения традиционно был самым веселым и самым блестящим из всех карнавалов.

Именно в праздник Вознесения дож исполнял обряд обручения с морем, и это торжество одновременно являлось празднованием славной победы на Барбароссой.

Венеция сражалась за Папу Александра III, который в благодарность дал дожу кольцо и сказал:

— Пусть потомки помнят, что это море — ваше по праву победителя и подвластно вам, как жена — мужу.

Торжественная церемония обручения совершалась ежегодно, начиная с 1177 года.

Дож, плывущий над толпой в своих парадных носилках, под звуки свирелей и труб, в сопровождении блестящей процессии послов, грандов и сенаторов, поднимался на борт огромной галеры под названием «Буцентавр» и плыл по усыпанной цветами лагуне в Сан-Николо дель Лидо.

Развевающиеся флаги и штандарты, пеоты благородных семей, украшенные гирляндами и флажками, золоченые весла, гондольеры в красных и небесно-голубых костюмах, пышно одетые мужчины и женщины, шелка и бархат, звенящие колокола и кричащие толпы — все это представляло собой великолепное зрелище.

Но герцог был рад, что пропустил его. Его не интересовала такого рода помпа.

Дворец, куда стремился герцог, находился совсем недалеко. Это оказалась величественная резиденция. Слуги, которые помогли ему выйти из гондолы, носили затейливые ливреи, расшитые золотой тесьмой.

Направляясь по коридорам к гостиной, герцог отметил, что все здесь так же великолепно, как и в других дворцах Венеции.

Дзанетта Тамьяццо считалась первой куртизанкой в Венеции. Она была изысканно красива, показаться в ее обществе уже почиталось за честь, и ее так восхваляли, и так перед ней заискивали, будто она из королевской семьи.

Когда объявили о приходе герцога, Дзанетта стояла в громадной гостиной на втором этаже своего дворца, беседуя с полудюжиной кавалеров — все известных фамилий.

Увидев входящего герцога, куртизанка подбежала к нему, протягивая руки.

— Mon cher^[2], — воскликнула она по-французски, так как в Венеции французский язык считался шиком, — я слышала, что вы приехали, и я с таким нетерпением ждала вас!

Герцог одну за другой поднес ее белые руки к своим губам.

— Мне следовало прийти к вам раньше, — сказал он, — но меня как назло задержали.

— Но теперь вы здесь, — улыбнулась Дзанетта, — и что может быть прекраснее?

Она представила герцога остальным джентльменам, и те смерили его оценивающими взглядами, спрашивая себя, насколько серьезный соперник этот новый гость.

Герцог познакомился с Дзанеттой в Париже и увез ее с собой в Лондон. Какое-то время венецианка принимала его покровительство, пока снедавшая ее страсть к путешествиям не заставила Дзанетту покинуть Лондон и вернуться на родину.

— Вы выглядите еще красивее и элегантнее, чем раньше, — сказала она герцогу, глядя снизу вверх на его лицо с четкими, почти классическими чертами в обрамлении темных, ненапудренных по последней моде волос, завязанных сзади черным бантом.

— Вы мне льстите. И позвольте напомнить вам, Дзанетта, что это я должен говорить комплименты.

— Англичане не понимают таких тонкостей, — вмешался один из джентльменов.

— Вот тут вы ошибаетесь, — ответил герцог. — Мы не говорим комплиментов, если они неискренни, но когда говорим, мы говорим от чистого сердца, и потому я могу сказать совершенно чистосердечно, Дзанетта, что Вы самая красивая женщина в Венеции, если не во всей Европе.

Дзанетта захлопала в ладоши от удовольствия, а окружающие ее джентльмены явно скисли. Потом она сказала герцогу:

— Я должна поболтать с вами, я должна столько услышать, ведь прошло уже больше трех лет, как мы не виделись. У вас найдется для меня немножко времени?