Прикосновение горца - Монинг Карен Мари

Живой ум Лизы жаждал новых знаний с тех пор, как пять лет назад она окончила школу, и порой ей казалось, что музей разговаривает с ней, нашептывая об удивительных вещах, которых ей никогда не узнать: об экзотических странах, тропических джунглях, загадках и приключениях. Она обожала купола потолков, покрытых мозаикой, на которых были изображены персонажи различных саг. Лиза знала о них все до мельчайших деталей – о каждой легенде, о любой битве, обо всех героях и героинях.

Вытерев досуха ботинки, она повесила плащ у дверей и направилась в крыло музея, представлявшее средневековье. Перед входом в этот зал висел плакат: «История – это волшебные врата в прошлое, где вас ожидают удивительные открытия».

Грустная улыбка тронула губы Лизы. Ей хотелось бы попасть в такой волшебный мир, где она могла бы ходить в колледж, а не вздыхать над рухнувшими надеждами, в то время как все ее бывшие школьные друзья разъехались с новыми чемоданами к новым друзьям. Колледж? Уфф! Вечеринки и друзья? Уфф, уфф! Родители, которые еще погуляют у нее на свадьбе? Уфф, уфф, уфф!

Лиза взглянула на часы и яростно принялась за работу, чтобы не думать о своих несчастьях. Работала она быстро и умело, так что вскоре зал выглядел безукоризненно. Протирать экспонаты было для Лизы особым удовольствием, потому что прикасаться к этим сокровищам днем ей никто бы не позволил. Как всегда, кабинет директора музея Штейманна она оставила напоследок. Директор был неисправимым педантом, и в его кабинете часто можно было увидеть новые интересные экспонаты, которые сначала следовало занести в каталог, а уж потом выставлять на всеобщее обозрение.

Лиза часами могла бродить по безмолвному музею, разглядывая оружие, доспехи, изучая легенды и битвы, но Штейманн строго-настрого приказал ей уходить не позже пяти утра.

Лиза со вздохом расставляла книги на полках шкафов из красного дерева, которые стояли вдоль стен его кабинета. Штейманн был напыщенный и высокомерный тип. Лиза вспомнила, как после собеседования встала и протянула ему руку, а директор музея даже не пошевелился, только неодобрительно посмотрел на нее. Потом Штейманн сухим и надменным тоном пояснил, что единственная причина, по которой ее пустили в музей, – это необходимость обеспечивать чистоту помещений. Он так часто напоминал Лизе о том, что она должна уходить не позже пяти утра, что она стала чувствовать себя Золушкой и была уверена, что Штейманн превратит ее в нечто похуже тыквы, если она не успеет уйти вовремя.

Несмотря на высокомерие директора, Лиза была так рада получить эту работу, что даже позволила маме уговорить себя пойти и отметить вместе с Руби, хоть и с опозданием, свой день рождения. Вспомнив о том, что произошло в тот день, Лиза закрыла глаза и вздохнула. После ужина она подошла к стойке бара, чтобы разменять бумажные деньги намелочь. (Они с Руби решили сыграть в пул.) К бару подошел красивый хорошо одетый мужчина и несколько минут флиртовал с ней, и Лиза на какое-то время почувствовала себя особенной. Когда мужчина спросил, чем она занимается, Лиза с гордостью ответила, что работает в музее. Ее собеседник был заинтригован. А кем она работает? Директором? Консультантом? Экскурсоводом?

Ночной уборщицей, ответила Лиза и добавила, что днем работает официанткой в ресторане.

Мужчина поспешно пробормотал какие-то извинения и испарился. Краска стыда от испытанного унижения бросилась Лизе в лицо, и она так и стояла у бара, пока Руби не забрала ее.

Вспомнив эту сцену, Лиза, раздраженная тем, что это еще волнует ее, швырнула тряпку через всю комнату прямо на большой глобус, стоявший в углу. Ей же абсолютно нечего стыдиться – она взрослый и ответственный человек, к тому же совсем не глупый. Жизнь подбрасывает ей все новые проблемы, и Лиза была уверена, что вполне достойно справляется с ними. Но ее злость и постоянное нервное напряжение вскоре сменились такой усталостью, что она вынуждена была присесть в кожаное директорское кресло. Расслабившись на мягком сиденье, Лиза обратила внимание на экзотического вида ларец, стоявший с краю директорского стола. Раньше она его не видела. Ларец был два фута длиной и дюймов десять шириной. Сделанный из черного дерева и покрытый диковинной резьбой, этот ларец наверняка был ценным экспонатом. И как ни странно, Штейманн не поместил его под стеклянный колпак, как он обычно поступал с экспонатами, которые нужно было занести в каталог.