Черный лебедь - Холт Виктория

— Надеюсь.

— Не задерживайся.

Всю первую половину дня мы изучали замок.

— Это совершенно необходимо, в противном случае вы безнадежно заблудитесь, — объяснил Жан-Паскаль. — Я выведу вас наружу, и вы войдете в замок так, будто только что приехали.

— Вчера было слишком темно для того, чтобы что-то разглядеть, сказала Белинда.

— Я хочу, чтобы вам обеим понравился замок. Он очень важен для нашей семьи.

— И все-таки вы его покинули, — заметила я.

— Ах, Люси, со щемящей болью. Но в нашей стране тогда царило смятение. Мы не знали, что делать.

До сих пор у французов еще живы воспоминания о Великой революции, которая произошла всего сотню лет назад. Когда император с императрицей были изгнаны, вы даже представить себе не можете, чем это было для страны. Мы решили, что все начинается заново. К счастью, события развивались не столь трагично, не с той интенсивностью, как в первый раз, когда наша родина так пострадала.

— Но вы сумели сохранить замок, — сказала я, — и он до сих пор принадлежит вам.

— Да, и я здесь частенько бываю. В общем-то, наверное, большую часть времени я провожу именно здесь. Виноделие — это ведь нечто вроде страстного увлечения. Я хотел бы убедить свою матушку вернуться сюда, но она предпочитает оставаться возле императрицы. Возможно, в один прекрасный день все изменится.

— Селеста никогда сюда не приезжает, — сказала я.

— Селеста… ах, бедная Селеста! Брак оторвал ее от родины и сделал женой политика.

— Возможно, сейчас она захочет вернуться?

Жан-Паскаль пожал плечами:

— Она не говорит о своих желаниях. Она знает, что здесь ее дом, наше родовое гнездо. Если ей захочется вернуться, она всегда может это сделать.

— Быть может, так и случится. Селеста не слишком счастлива в Лондоне.

— Да. Но не будем говорить здесь о печальных вещах. Мы должны приятно проводить время, я настаиваю на этом. Верно, Белинда?

— Да, я тоже настаиваю. Перестань хмуриться, Люси. Ты должна всему радоваться.

— Вот видите, — сказал Жан-Паскаль, — это приказ. Теперь давайте подойдем к замку так, словно вступаем в него.

Мы поднялись по внушительной мраморной лестнице, у подножия которой стояли две огромные мраморные вазы с зелеными кустами, склонявшими ветви до земли.

Оглянувшись, мы увидели, что подъездная аллея выходит на лужайку, расположенную прямо перед домом.

Жан-Паскаль велел нам повернуться к замку.

— Вы видите, что над зданием возвышается башня, — сказал он, — В старину ее называли сторожевой башней. В тревожные дни там, наверху, сидел человек, чьим долгом было следить за приближающимися и предупреждать обитателей замка обо всех подозрительных. Обычно дозорные проводили там время, распевая песни или играя на флейте. На этот пост всегда ставили какого-нибудь музыканта, поскольку он мог там практиковаться в своем искусстве. Я помню, как там выставляли пост в семидесятые годы, когда все ожидали неприятностей. Пока люди слышали пение или игру на флейте, они знали, что все в порядке.

У нас был свой дозорный. Эти песни так и назывались: «песнями дозорного», многие из них сочинены прямо там, наверху. Вот видите, башня в центре, а чуть ниже — то, что называют дворцом, то есть та часть замка, где живет семья.

Он махнул рукой в сторону лужайки:

— А здесь устраивались рыцарские турниры.

В средние века замок был центром жизни всей округи.

Вы видите своды, поддерживающие лестницу, там собирались нищие и бродяги. В те времена им выносили объедки со стола. Теперь все, конечно, иначе.

Мы прошли в холл.

— В средние века здесь была главная гостиная, — продолжал свой рассказ Жан-Паскаль. — Взгляните наверх, и вы увидите отверстие в крыше, где когда-то была отдушина, через которую выходил дым. Но сто лет назад замок перестраивали, и теперь у нас здесь большой камин с трубой, через которую уходит дым. Присмотревшись повнимательней, вы можете заметить в центре холла место, где когда-то располагался очаг. Посмотрите на эти изразцы. Замок действительно изменился со времен средневековья, но мы гордимся прошлым, и наше семейство старалось по возможности сохранять все в первозданном виде. Однако если что-нибудь причиняло чрезмерные неудобства, тогда, конечно, мы приводили и это в соответствие с требованиями времени.

Он рассказывал, и я живо представляла себе картины былого. Я видела нищих под лестницей и гостей в роскошных костюмах, стоящих на ступенях той же лестницы в теплый летний вечер. Я думала о предыдущих поколениях Бурдонов, о том, какую они вели жизнь. Похоже, она у них шла неспешно… даже в разгар дня.