Пора свиданий - Бенцони Жюльетта

Феро медленно поднял свою руку и положил ее на плечо Сары.

— Добро пожаловать, моя сестра. Человек, который тебя сопровождает, сказал правду. Ты из наших, у тебя кровь нашего племени, потому что ты знаешь лучшие старинные ритуальные песни. Ну, а эта… — его взгляд упал на Катрин, которой показалось, что ее обдало огнем, — ее красота будет украшением нашего племени. Проходите, женщины займутся вами.

Он поклонился Саре, как королеве, а потом увлек Тристана к огню. А вокруг женщин сомкнулся круг разом заговоривших цыганок. Катрин, оглушенная шумом, покорно пошла к повозкам, стоявшим у подножия одной из крепостных башен.

Через час Катрин лежала между Сарой и старой Оркой, матерью повешенного. Она пыталась привести в порядок свои мысли и согреться.

Тристан уехал в «Королевскую винодельню», где он будет поджидать своих сообщниц, готовый к любым действиям. Это рядом с ними, но все же в стороне от цыганского табора, присутствие в котором вызвало бы подозрения. Он забрал с собой одежду Катрин и Сары, а женщины из табора, переодели их в то, что смогли найти в своих сундуках И теперь босая, одетая в грубую холщовую рубашку, вызывавшую раздражение, и пестрое одеяло довольно обтрепанное, но вполне чистое, в которое она завернулась, как в римскую тогу, Катрин прижималась к Саре, поджав под себя ноги, чтобы сохранить тепло. Она все бы отдала за пару сапог, но в повозке, крытой соломой, не было ничего, кроме старого тряпья, затыкавшего щели пола от ветра… Она вздохнула, и Сара, почувствовав, как Катрин шевелится, шепотом спросила:

— Ты ни о чем не жалеешь?

Ироничный тон вопроса не ускользнул от Катрин. Она сжала зубы.

— Я ни о чем не жалею, но мне холодно.

— Скоро тебе не будет холодно. К тому же люди ко всему привыкают, и уже наступают теплые дни

Молодая женщина ничего не ответила. Она понимала, что Сара, если еще и не успела привыкнуть к трудной жизни среди своих, ей не сочувствовала. В ее голосе звучало удовлетворение, что она находится среди соплеменников. И Катрин поклялась быть твердой и играть свою роль так, чтобы не упасть в глазах Сары. Она удовлетворилась тем, что поплотнее завернулась в свое одеяло, стараясь получше укутать замерзшие ноги, и пробормотала «спокойной ночи».. Рядом с ней старая Орка спала, не ворочаясь, как мертвая.

Когда наступило утро, Катрин встала вместе со всеми и пошла по табору, ужасаясь нищенским условиям жизни цыган. Ночь скрывала ветхие повозки, грязь на телах и одежде Дневной свет снял налет таинственности, дети бегали почти раздетыми и, кажется, не страдали от этого; истощенные животные: собаки, кошки, лошади — бродили по табору в поисках какой-нибудь еды. Худые, грязные лица людей. Для того чтобы заработать на жизнь, цыгане плели корзины из ивовых прутьев, занимались кузнечным ремеслом. Их кузницы были примитивны: три камня образовывали очаг, кузнечным мехом служила козья шкура, а наковальней — еще один камень.

Цыганки гадали по руке, занимались приготовлением пищи или просто расхаживали, покачивая бедрами. Их манера одеваться также удивила Катрин: нередко можно было встретить женщину с обнаженной грудью, но все носили Длинные юбки, прикрывающие ноги до самых щиколоток.

— У цыганок не принято оголять ноги, — заявила Сара с достоинством. — Грудь же должна выполнять свою главную роль кормить детей.

Как бы то ни было, размышляла Катрин, мужчины с их дикими глазами и белыми зубами имели вид демонов, женщины — бесстыдных чертовок, пока они молоды, и ведьм, когда старели. И молодая женщина втайне призналась себе, что все эти люди наводят на нее страх. И больше всех, возможно, высокий Феро. Грубое лицо вождя становилось еще более диким, когда он смотрел на нее: он нервно покусывал губы, глаза светились, как у кота, но он не вызывал ее на разговор и медленно проходил мимо, иногда оборачиваясь, чтобы посмотреть ей вслед.

Чувствуя себя чужой, Катрин беспомощно цеплялась за Сару, преображавшуюся день ото дня с непринужденной легкостью в окружении соплеменников. Все были почтительны с Катрин, хотя она понимала, что без Сары цыганку, не знающую своего языка, все презирали бы.

Чтобы не вызывать любопытства, осторожная Сара выдавала ее за дурочку… Очевидно, так было лучше, но все равно Катрин было неприятно, когда при ее приближении цыганки прекращали разговор и провожали ее глазами. В этих взглядах читалось многое: завистливая насмешливость у женщин и вожделение у большинства мужчин. На четвертый день она сказала Саре: