Сестры-соперницы - Холт Виктория

Я спросила о них Карлотту.

— Это пуритане, — ответила она. — Они считают, что радоваться жизни грешно. Посмотри на их прически.

— Вижу. Они очень отличаются от тех, что носят мужчины, которые отпускают длинные, как у женщин, волосы.

— Длинные волосы очень украшают лицо.

— Слишком велик контраст, — заметила я. — В провинции никто не выглядит так шикарно, но никто не выглядит и так убого.

— Так будет и у вас. Мода распространяется… даже в такие дыры, как ваш Корнуолл.

Мне не понравилось презрение, с которым она говорила о моих родных местах, так что я прекратила разговор и обратила все свое внимание на разыгрывавшиеся передо мной сценки.

Я никогда не встречала женщин, подобных тем, которых я мельком видела за окном кареты. Их лица были настолько ярко размалеваны, что это никак нельзя было признать естественным, а у многих виднелись черные мушки и какие-то пятна. Две из них поссорились и вцепились друг другу в волосы, но карета проехала мимо, и конца сцены я не видела.

Когда экипаж остановился, в окно начали заглядывать нищие, обещая нам небесное блаженство, если мы дадим им немного денег на корку хлеба. Карлотта бросила несколько монеток, зазвеневших на булыжной мостовой, и оборванный мальчуган не старше пяти лет, ринувшись вперед, подхватил их. Нищие бросились к нему, но наша карета вновь тронулась.

Мы вышли у собора Святого Павла, и Карлотта велела кучеру ждать нас у входа, пока мы не сделаем нужные покупки в галерее собора Святого Павла.

Число поразительных впечатлений росло с каждой секундой. Галерея Святого Павла представляла собой придел собора и в то же время была рынком, местом прогулок и встреч самых разных людей.

Карлотта потребовала, чтобы я не отставала, и в этом была явная необходимость: на нас посматривали, и время от времени какая-нибудь леди или джентльмен, одетые в том же стиле, что и Карлотта, останавливались и обменивались с нею парой слов, после чего она представляла меня как гостью из провинции. Меня одаривали милой улыбкой и тут же забывали.

Со всех сторон нас толкали; люди с хитрыми физиономиями изучающе рассматривали нас; пожалуй, будь я здесь одна, я испугалась бы, хотя большей частью нас окружали люди, похожие на нас. По сторонам теснились прилавки с рулонами отборных тканей, лентами, кружевами, веерами, мушками, украшениями и книгами, а торговцы, стремившиеся привлечь наше внимание, хмуро поглядывали на шныряющих вокруг нищих, которые, я уверена, готовы были обчистить зазевавшегося прохожего.

Какого-то мужчину сопровождал портной, показывавший, какое количество материи клиент должен приобрести; на столбах висели объявления, предлагавшие самые разнообразные услуги. Стояла женщина с девочкой и мальчиком, угрюмо глядевшими в землю. Я почему-то решила, что она отдает детей в услужение в богатый дом. Женщина со злым лицом развязно разговаривала с молодым щеголем в бархатном плаще и в штанах, украшенных золотым галуном, а рядом с ней стояла совсем юная девушка, которую явно демонстрировали этому щеголю. Несмотря на всю свою провинциальную наивность, я не сомневалась в сути совершавшейся сделки. Все это вместе взятое пугало, но одновременно и вызывало интерес. Это место жило какой-то своей, ни с чем не сравнимой жизнью.

Карлотта неожиданно сказала, что не может найти того, за чем приехала, и что нам придется отправиться в торговые ряды на Стрэнде. Мы сели в карету, но тронуться с места было нелегко, так как нас окружила толпа, насмехающаяся над нашим экипажем, орущая, предлагающая на продажу разные мелочи — от серебряных цепочек до шелковых платков, в отношении которых можно было смело предположить, что они только что покинули предыдущего владельца — беспечного прохожего.

Так или иначе, мы все же добрались до торговых рядов и поднялись на верхнюю галерею, уставленную лавочками, предлагавшими ленты, кружева, всевозможные ткани, пудру, запонки и воротнички, иногда очень изящные, вышитые серебром или золотом.

Карлотта наконец купила все необходимое, и мы вернулись в карету.

Я была восхищена Стрэндом, его великолепными домами с садами, сбегавшими к реке. Чудно выглядели прямые улочки, в конце которых сверкала водная гладь. Я даже не мечтала оказаться в таком прекрасном месте, как Лондон, но его величественность была в то же время греховной, что только придавало городу дополнительную привлекательность.