Зачарованные - Харт Кэтрин

Ее заразительное веселье, в конце концов, на него подействовало. Уголки его губ, как он и старался держать свой рот сурово поджатым, начали неудержимо закругляться вверх, пока улыбка не завладела, наконец, всем его лицом. Посмеиваясь, он сказал:

— Ох, смотри, Нейаки, не серди колдуна! Я ведь и прибить тебя могу…

— Торн, да ты должен спасибо мне сказать, ведь я напомнила тебе, что не стоит слишком серьезно к себе относиться. Человека, способного посмеяться над собой, все любят.

Он сел рядом с ней и погладил ее по голове:

— Мне только твоя любовь нужна.

— Да я люблю тебя, люблю! — воскликнула она, осушая слезы веселья. — И вовсе не хотела задеть тебя своим смехом, но… Ох, Торн, если бы ты видел себя в этой рубахе!

— Могу представить, — усмехнулся он, — я выгляжу полным идиотом.

— Постой-ка! — вдруг воодушевилась Никки. — Пока ты не выполз из своей нелепой рубахи, я хочу это заснять! — Она бросилась к своему рюкзаку и достала камеру. — Это «Полароид». Сейчас я сниму тебя, и твое изображение появится на особой бумаге. Напоминает рисунок или картину, но называется фотографией.

Она открыла камеру и навела ее на мужа. На лице его тотчас явилось выражение, близкое к ужасу, так что пришлось его срочно успокаивать.

— Все хорошо, Торн. От этого не будет никакого вреда. Я не делаю ничего плохого. Я знаю, что в некоторых культурах верят, что нельзя изображать человека, будто бы это похищает его душу, но поверь мне, что все это чепуха. Будет просто твой портрет, он ничего ни у кого не может похитить.

— Я верю тебе, — сказал он твердо, будто пытаясь убедить самого себя.

— Вот и хорошо! — Она заговорщицки ему улыбнулась, обвела взглядом вигвам и решила, что придется воспользоваться вспышкой. — А теперь, милый, встань, я хочу снять тебя в полный рост. И улыбайся.

Он встал, его мускулы напряглись, а улыбка вышла совсем картонной.

— Расслабься, — скомандовала она. — Ты так напрягся, что похож на одного из этих вырезанных из фанеры индейцев, торчащих в табачных лавках. Хотя ни один из них не был намертво зажат в тиски столь нелепой амуниции!

Он попытался расслабиться, но результаты были ничтожны.

— Скажи чи-и-из, — предложила она ему. — Чи-и-из.

— Это еще хуже, — вздохнула Никки, — теперь ты выглядишь так, будто только что надкусил лимон. Давай попробуем еще что-нибудь. Скажи мани.

— Мани.

— Ох, нет, теперь губы у тебя еще смешнее, будто они натянулись на зубы и приклеились к ним. Скажи сэкси.

Все безуспешно. Никки помолчала, потом улыбнулась и продолжила:

— Повторяй за мной. На дворе трава, на траве дрова.

— Что за глупость такая?

— Ну, пожалуйста, для меня, скажи это так быстро, как только можешь.

— На дворе двора, на драве… Нет, не так. — Серебряный Шип нахмурился и попробовал опять: — На дрове трава, на тваре двора… — Он тряхнул головой, будто удивляясь тому, что вытворяет его язык.

— Еще раз, — хихикнув, сказала она и приготовила камеру.

— На дворе трава, — заговорил он чуть медленнее, старательно выговаривая каждое слово, — на траве дрова. Есть! Получилось!

Она успела запечатлеть его триумфальную улыбку. Вспышка ослепила его, и он зажмурился, но снимок был уже сделан.

— Видишь? Ничего плохого не случилось. — Камера щелкнула и выплюнула фотографию. — Вот, посмотри, как здорово вышло.

Он осторожно взял снимок. Казалось, будто благоговейный страх объял его, когда он рассматривал свое изображение на глянцевой бумаге.

— Это же настоящее чудо! — Радуясь, как ребенок, он тыкал пальцем в изображение. — Это же я! Совсем как в зеркале миссис Гэлловей и как в реке, когда вода спокойная.

Он перевернул снимок и внимательно исследовал обратную сторону.

— Ты что? — спросила она с любопытством.

— А почему с другой стороны меня нет?

— Потому что камера видела тебя только спереди, — смеясь, ответила Никки. — Если ты повернешься спиной, сниму тебя и со спины.

На этот раз он позировал оживленнее, повернулся спиной и, оглянувшись через плечо, широко улыбнулся ей.

— Боже, я создала монстра! — воскликнула она. — Настоящего монстра! И все только искусством шитья. Надо еще юбочку тебе сшить под пару, и тогда можно будет запечатлеть на пленке даже ямочки на твоих ягодицах.

Ужин их пригорел и на этот раз.

14

У Никки вошло в привычку после ежедневного купания принимать воздушные ванны. К счастью, являясь обладательницей смуглой кожи, она никогда не обгорала на солнце, чего не скажешь про ее родственников с отцовской стороны, где все были настолько белокожи, что попытки загореть становились для них большим испытанием и грозили страшными кожными болезнями. Риск Никки в этом смысле был минимален, и она благодарила небеса за толику крови шони, которая придала ее коже смуглость и упругость. Правда, ее кожа была гораздо светлее, чем у других шони, и она вообразила, что если получше загореть, то это больше сблизит ее с людьми племени.