Марианна в огненном венке. Книга 2 - Бенцони Жюльетта

— О нет! Что вы! Только не это…

— Почему же? Те, кого я представляю, никогда в ходе истории не отступали перед таким грехом, когда считали, что благо Церкви этого требует. Пример тому… Генрих IV и другие. Но даю тебе слово, что я изменил свое мнение. И я вполне искренне просил его вернуться во Францию, прекратить бесконечные войны и царствовать наконец в мире.

Ошеломленная Марианна широко раскрыла глаза, глядя на прелата, словно он сошел с ума.

— Царствовать в мире, Наполеону? Полноте, крестный! Какая уж тут искренность? Как вы можете желать ему царствовать в мире, когда столько лет служите Людовику XVIII?

Готье де Шазей невесело улыбнулся, закрыл на мгновение глаза, затем обратил на крестницу взгляд, в котором она впервые прочла беспредельное отчаяние.

— Я больше не служу никому, кроме Бога, Марианна! Я играл, видишь ли, пан или пропал: или я выиграю… или потеряю жизнь, которая мне больше не нужна.

В крике Марианны смешались изумление и боль.

— Вы говорите это серьезно? Вы, князь Церкви, вы, облеченный властью и могуществом… хотите умереть?

— Может быть! Пойми, Марианна, на этом неслыханном посту, которого я достиг, я узнал много вещей и, особенно, я стал хранителем тайн ордена. Самую ужасную я узнал совсем недавно, и это было для меня потрясением, худшим из всего, что мне довелось узнать до сих пор. Подлинный король Франции не тот, которому я так долго слепо служил. Это другой, хорошо упрятанный, который обязан этому человеку, его близкому родственнику, мучительной, несправедливой… преступной судьбой!

У Марианны появилось ощущение, что его больше нет здесь, что он ускользнул от нее, увлеченный навязчивой мыслью, безжалостно давившей на его разум и сердце. И, желая вернуть его к действительности, равно как и попытаться понять смысл его загадочных слов, она прошептала:

— Вы хотите сказать, что Людовик XVIII, предположив, что он взойдет на трон, был бы только узурпатором, еще худшим, чем Наполеон? Но тогда это значит, что сын Людовика XVI и Марии-Антуанетты, о котором говорили, что он умер в Тампле?..

Кардинал живо встал и прижал руку ко рту молодой женщины.

— Замолчи! — приказал он строго. — Есть тайны, которые убивают, и ты не имеешь никакого права знать эту. Если я и сказал тебе несколько лишних слов, то только потому, что ты дочь моего сердца и в этой ипостаси можешь попытаться понять меня. Знай одно: то, ; что я открыл в документах моего предшественника, умершего совсем недавно, указало мне ошибку всей моей жизни. Я бессознательно стал соучастником преступления… и этого я не могу вынести! Без веры… без этого одеяния я, пожалуй, наложил бы на себя руки! Тогда я решил посвятить жизнь служению миру. Заставить Наполеона вернуться — и, вырвав его из круга смертельных ошибок, я мог бы спокойно уйти к Богу, даже счастливым, ибо по меньшей мере непрерывные войны не обескровливали бы больше страну, которую я люблю так же, как самого Бога… и которой я так плохо служил.

Все равно я умру… и я готов к этому.

Марианна резко поднялась.

— Да, — сказала она, — и это произойдет скоро, если вы не согласитесь с тем, что я вам предложу.

— И что это?

— Свобода! Нет, — добавила она, увидев его протестующий жест, — я не сказала помилование! Сегодня вечером соберется трибунал, и до захода солнца вы будете казнены… если только не послушаетесь меня.

— Зачем? Я готов умереть, ведь я сказал.

— Да, но позвольте мне заметить, что умирать из-за ничего — это идиотизм. Бог, который не позволил, чтобы вас поняли, не хочет, однако, вашей смерти, раз допустил меня сюда.

Что-то смягчилось в напряженном лице пленника. В первый раз он улыбнулся ей, и в этой улыбке она снова увидела былое веселье и лукавство.

— И как надеешься ты избавить меня от пуль солдат? Ты принесла крылья?

— Нет. Вы выйдете отсюда на своих ногах, и солдаты поприветствуют вас.

Она быстро изложила свой очень простой план: кардинал надевает ее плащ, пониже опускает капюшон и наклоняет голову, словно угнетенный горем. Кроме того, платок, который она держала у рта при входе, теперь сыграет свою роль. И сейчас, когда караульный появится, чтобы сказать, что время прошло… Кардинал в негодовании прервал ее:

— Ты хочешь остаться вместо меня? И ты надеешься, что я соглашусь на такое?

— А почему бы и нет? Назначенная для расстрела команда меня не пугает! Конечно, мои добрые отношения с императором полностью сойдут на нет… но теперь это не имеет значения! Мы далеко от Парижа и… между французами надо соблюдать чувство локтя.