Конец странствий - Бенцони Жюльетта

– Идем туда! – только и сказала она.

Пока мадам Бюрсэ занималась провизией и подушками, Марианна и Ванина осторожными маленькими шагами направились к двери. Рука флорентийской певицы была уверенной и крепкой, и поддерживаемая ею Марианна шла с большей легкостью, чем они предполагали. Кроме того, она испытывала к своей новой подруге инстинктивное доверие в сочетании с ощущением, что она давно ее знает. Это было, возможно, связано с запахом розы, пропитавшим ее пеплум и напомнившим ей Фортюнэ...

Во дворе встретили Лекена. С помощью двух молодых женщин, одна из которых была одета субреткой из комедии, а другая носила костюм пажа, он старался сдвинуть с места тяжелый железный ригель, запиравший дворец на ночь. Когда с ним было покончено, они, красные и запыхавшиеся, принялись за массивную дубовую дверь. С помощью инструментов из привратницкой Лекену удалось без особого труда одолеть замок, и, оставив на потом этикет представления гостей, маленький отряд беженцев проник в громадный роскошный вестибюль дворца. Голоса в нем раздавались, как в соборе.

Невольно взволнованная величественностью помещения, мадам Бюрсэ робко засмеялась и прошептала:

– Мы представляем собой довольно жалкую картину с нашей мишурой среди этого мрамора и золота...

– Что за глупость! – восстала Ванина. – Что касается меня, то я чувствую себя здесь вполне на своем месте. Достаточно принимать вещи такими, какие они есть.

И, чтобы еще лучше показать свое пренебрежение к окружившей их роскоши, она начала в полный голос арию дона Альфонса из «Страделлы», не оставляя ради этого Марианну, которой стала помогать подниматься по монументальной лестнице. Луиза Фюзиль, та, которая была одета в костюм пажа и которую ее товарищи называли Соловушкой, в шутку присоединила свой свежий голос к голосу итальянки, тогда как остальные, внезапно охваченные той необходимостью разрядки, иногда возникающей у артистов в самые драматические моменты, стали аккомпанировать им, имитируя инструменты оркестра. Марианна попробовала поддержать их, но ее поврежденное плечо откликнулось адской болью, и она предпочла замолчать.

Наверх поднялись почти в радостном настроении и разошлись по комнатам прислуги, где обстановка, конечно, не шла ни в какое сравнение с нижними этажами: деревянная грубая мебель, соломенные тюфяки, кое-какая домашняя утварь. Но Марианна получила от этого не меньшее удовлетворение, растянувшись на постели, избавленной от простыни, но имевшей преимущество быть чистой.

Ванина устроилась вместе с нею, а остальные расположились в соседних комнатах, тогда как Лекен отправился вниз проинспектировать подвалы дворца, что было невозможно при консьерже, который сам снабжал невольных гостей продуктами.

Вернулся он, нагруженный, как разносчик, сгибаясь под тяжестью двух громадных корзин, в одной из которых виднелись кухонные принадлежности, а в другой – продукты и запыленные горлышки запечатанных сургучом почтенных бутылок.

– Я нашел подлинное чудо! – торжествующе закричал он. – Гляньте-ка сюда! Шампанское, икра, вяленая рыба, сахар и... кофе!

Последнее слово, вернее, то, что оно обозначало, пробудило Марианну, которая, побежденная усталостью и мучениями, начала засыпать.

– Кофе? – воскликнула она, приподнимаясь на локте. – Это правда?

– Правда ли это? А вы слышите этот приятный запах, милая дама? – сказал Лекен, открывая перед нею небольшой мешочек. – И я принес все, что надо, чтобы поджарить его, смолоть и приготовить на всех. Не успеете вы оглянуться, как получите добрую чашку. Доверьтесь мне, и вы увидите, что я гений кофе.

Она признательно улыбнулась ему.

– Вы замечательный человек. Не знаю, будет ли эта ночь последней для меня, но, по крайней мере, я буду обязана вам, что начну ее с чашкой кофе в руке. Нет ничего, что я любила бы больше.

Она с наслаждением, ибо Лекен не преувеличил свои таланты, выпила две и даже третью чашку, несмотря на предупреждение Ванины, которая не без оснований опасалась, что после этого она не сможет сомкнуть глаз. Но поскольку Марианна провела уже бессонную ночь в трактире Ивана Борисовича, она сразу же заснула, едва опорожнила последнюю чашку.

Продолжительный шум и предчувствие опасности разбудили ее среди ночи с ощущением страха, как это бывает, когда открываешь глаза в незнакомом месте. Она не сразу сообразила, где находится... Но на более светлом прямоугольнике окна она различила силуэт Ванины ди Лоренцо, вырезавшийся с ее диадемой и перьями.