Спальня королевы - Бенцони Жюльетта

В это Персеваль охотно поверил. Он предложил руку молодому человеку, но тот отказался, указывая на свою трость:

— Благодарю вас, я могу идти сам. Не оставляйте мадемуазель де Лиль, она так взволнована.

При выходе из сада стояла карета, подлинное воплощение строгой элегантности: темно-зеленый цвет и красный кант. Обивка сидений, бархатные занавески и ливреи лакеев тех же строгих цветов. Единственное украшение — герб герцога де Фонсома, отца юного маркиза.

Когда они подъехали к дому Персеваля, никто не смог помешать хозяину выйти и предложить руку Сильви, чтобы помочь той спуститься. Потом он обратился к де Рагнелю:

— Могу ли я надеяться, сударь, что вы разрешите мне навестить вас в один из ближайших дней?

Персеваль ответил ему искренней улыбкой. Этот мальчик решительно нравился ему все больше и больше.

— Вы всегда будете здесь желанным гостем! Не правда ли, Сильви?

— Мы будем рады вам.

Когда наступил вечер и они заканчивали ужинать, де Рагнель, ни словом не упомянувший до сих пор о происшествии на Королевской площади, решил заговорить об этом:

— Итак, Сильви, что вы думаете о юном маркизе?

— Что вам угодно, чтобы я о нем думала? — улыбнулась девушка, катая клубнику в сахарной пудре. — Разумеется, я могу думать о нем только хорошо. — Я тоже. Видите ли… Когда вы задумаетесь о замужестве, мне бы хотелось, чтобы вы обратили внимание на господина д'Отанкура. Любая женщина будет горда «впрячь его в свою колесницу», как говорят наши просвещенные умы. И он обожает вас, это сразу видно.

Сильви поставила локти на стол, уперлась подбородком в скрещенные пальцы и лукаво посмотрела на своего опекуна.

— А я все думала, когда же вы со мной об этом заговорите! Ведь этим заняты ваши мысли, правда? Слово произнесено, и, может быть, теперь вы внимательнее отнесетесь к делу. Не в наших традициях, чтобы девушка требовала себе мужа. А я что-то пока не заметила, чтобы кто-нибудь просил у вас моей руки. Или хотя бы думал об этом. Я слишком незнатного происхождения для будущего герцога… И у меня нет никакого приданого.

— Меня бы очень удивило, если бы этот юноша думал о таких вещах…

Неожиданное появление Жаннетты вместе с Корантеном оборвало его на полуслове. Служанка извинилась за то, что ворвалась вот так, без приглашения, но им с Корантеном необходимо кое-что рассказать. И действительно, у обоих был странно возбужденный вид.

— Помните, я вам рассказывала о мужчине, который следует за нами всякий раз, как мы выходим в город? Так я его только что видела. Это лакей, он помогал вашему другу сесть в карету! — сообщила Жаннетта.

— Ты уверена? — спросила Сильви.

— Абсолютно! Вы могли бы и сами его узнать. Мы видели и раньше, что он выглядит как лакей из хорошего дома, только не знали из какого. А теперь нам это известно…

— Но для чего маркизу д'Отанкуру посылать человека следить за мной? — воскликнула девушка. Она уже готова была рассердиться. — Это же просто…

Рука Персеваля опустилась на ее пальцы, твердая и успокаивающая.

— Не заводитесь! Может быть, так ведут себя влюбленные? В любом случае, я уверен, что очень скоро нам удастся раскрыть эту маленькую тайну.

И действительно, это произошло очень скоро. На следующий день, когда Сильви помогала Николь варить клубничное варенье, а Жаннетта, усевшись в уголке кухни, вышивала рубашку для своей молодой хозяйки, ворота распахнулись и пропустили великолепную карету маркиза. Жан д'Отанкур просил господина де Рагнеля уделить ему время для беседы. И хотя сын герцога де Фонсома был юношей застенчивым, он не стал ходить вокруг да около:

— Я приехал, господин де Рагнель, чтобы узнать, благосклонно ли вы отнесетесь к визиту маршала-герцога де Фонсома, моего отца?

Персеваль рассмеялся, указывая молодому человеку на кресло:

— Вы говорите о благосклонности, когда речь идет о такой чести? Мой дорогой маркиз, вы витаете в облаках! И зачем ваш отец хочет меня видеть?

— Чтобы просить у вас руки мадемуазель де Лиль. Вы ее опекун, ее наставник, как мне кажется, и единственный человек, которому принадлежат ключи от ее счастья…

При этих словах улыбка Персеваля исчезла.

— Черт побери! Вы не теряете времени! Возможно, вы даже слишком торопитесь. Вы уверены, что маршал согласится исполнить ваше желание? Я уверен, что его виды на ваше будущее простираются намного выше, чем брак с сиротой из мелкопоместного дворянства, и…

— Вы, сударь, не знаете моего отца. Это совершенно ясно! В противном случае вы бы поняли, что это самый лучший человек на свете. Он предан королю, он добрый христианин и внимательный отец. А это, должен с вами согласиться, редкий случай в таких семьях, как наша. После смерти моей матери он перенес на меня всю свою нежность. Отец желает только моего счастья. И когда герцог увидит Сильви… Я хочу сказать, мадемуазель де Лиль, он будет покорен с первого взгляда, как это случилось со мной.

— Я бы с удовольствием в это поверил, но пока маршал сам мне этого не скажет, я не буду спешить…

— То есть… вы хотите сказать, что отказываете в моей просьбе?

— Ни в коем случае. Но и не принимаю ее. Я буду очень счастлив союзу между вами и моей маленькой Сильви, но пока не последовало официального предложения, то есть визита вашего отца, я не могу говорить ни о каком твердом ответе. Кроме того, вы не можете не знать, что Сильви выросла в доме герцогини Вандомской и воспитывалась самой герцогиней, поэтому ее мнение тоже должно быть учтено…

Лицо Жана исказила гримаса:

— Герцогини или герцога? Не стану скрывать от вас, что герцога Сезара у нас не любят. Это смутьян, опасный человек…

— Я говорил о герцогине. Для меня имеет значение только ее одобрение. Наконец, если все произойдет именно так, как вы хотите, останется еще одно — мнение самой Сильви. Она, и только она, согласится или откажет вам. Я слишком ее люблю, чтобы навязать ей брак только по своему вкусу…

— Это естественно, но в таком случае позвольте мне добиться ее любви, пока мой отец не вернется с войны.

— Как вы это себе представляете?

— Позвольте мне видеться с ней. При дворе это очень непросто, и я там редко бываю. И кстати… Если вам кажется, что я слишком тороплюсь со своей просьбой, то это еще и из-за ее положения фрейлины.

— Только не говорите мне, что вы разделяете мнение этого де Ла Феррьера о фрейлинах королевы!

— Да хранит меня господь от этого! Но дворец просто гудит от интриг. Она там одна… и так молода!

На лице молодого человека с правильными чертами, даже несколько суровом, была написана такая забота, что это не могло оставить Персеваля равнодушным. Но ему захотелось разузнать побольше. С внезапной грубостью он спросил: