Брак поневоле - Картленд Барбара

– Но отказаться от холостяцкого вечера с друзьями – это против всяких обычаев, – настаивала кузина. – Возможно, он предпочел бы находиться здесь со своей прелестной невестой? Вы приглашали его?

Княгиня поднялась из-за стола.

– Если вы закончили трапезу, – сказала она, – я предлагаю перейти в гостиную. У Камиллы был трудный день, а в преддверии завтрашних торжеств ей лучше лечь спать пораньше.

– Она, без сомнения, должна хорошо выглядеть… для свадьбы… и для медового месяца, – хихикнув, сказала кузина.

– Камилла с благодарностью последовала за княгиней. У подножия парадной лестницы она пожелала всем собравшимся доброй ночи и в сопровождении одной из фрейлин проследовала в свою спальню.

Было начало десятого, и, когда в комнату, выполняя отданное распоряжение, торопливо вошла Роза, Камилла сказала:

– Возвращайся через полчаса, Роза. Я хочу, прежде чем лягу спать, написать маме. Завтра у меня наверняка не будет времени.

– Конечно, мисс, – согласилась Роза. – Не хотите ли переодеть платье?

– Нет, я не буду переодеваться. Как только закончу письмо, я сразу же лягу спать. В будуаре я заметила секретер. Думаю, в нем есть бумага и перья.

– О да, мисс. После того как вы ушли на обед, приходила экономка проверить, есть ли у вас все необходимое.

– Я очень рада, что во дворце царит такой образцовый порядок, – улыбнулась Камилла. – Не могу представить, как я буду управляться с таким огромным домом.

Она приоткрыла дверь, ведущую в будуар, затем помедлила и оглянулась на Розу.

– Ты больше не видела китайца?

– Нет, мисс, ни слуха ни духа, – быстро ответила Роза. – Возможно, я ошиблась. Коридор рядом с помещениями для слуг не очень-то хорошо освещен.

Что-то в манере горничной и в том, как она отвернулась, чтобы не было видно ее лица, подсказало Камилле, что девушка не говорит ей всей правды.

Камилла почувствовала, что дальше обсуждать эту тему бессмысленно. Что из того, если и были китайцы или другие жители Востока в этом огромном дворце с грубым, неприступным князем и его скучными, утомительными родственниками? Неужели ей придется все вечера проводить в том же обществе, что и сегодня, или – еще хуже – коротать их наедине с мужем?

От этой мысли Камилла вздрогнула. Она поежилась, вспоминая князя, его голос, сразу же вызвавший у нее отвращение, его ледяные руки, странные глаза и темные круги под ними.

«Должно быть, он серьезно болен, – решила девушка. – Почему его мать не может честно сказать об этом? Она, наверное, думает, что я какая-нибудь простушка, которую можно обмануть рассказами о том, как он любит свой народ и как он робок только в моем присутствии?»

Камилла сказала себе, что не верит ни слову из того, что рассказывала ей княгиня, но потом с отчаянием подумала, какие у нее основания не верить ей? Ей не к кому было обратиться с вопросами, не с кем было обсудить все, что ее волновало.

Она знала, что даже думать о Хьюго Чеверли было опасно. Весь вечер она буквально заставляла себя не вспоминать о минутах, проведенных рядом с ним, о том, что он говорил ей прошедшей ночью. Но она также знала, что пытается обмануть себя. Хьюго стал частью ее жизни, и от этого ей было не уйти. Каждый ее вздох говорил ей, что он здесь, в ее сердце.

Камилла уселась за секретер и подумала, осмелилась ли бы она написать Хьюго. Перед ее глазами стояли строки на белой бумаге, украшенной гербом Мелденштейна:

«Мой дорогой… любовь моя… как я буду жить без тебя?»

Разве могла она написать подобные слова? Она прекрасно знала, что это было бы чудовищным нарушением всех приличий, но ее сердце томилось по Хьюго.

Неожиданно в дверь постучали. Камилла замерла, а потом, надеясь на чудо, подумала, неужели то, что она так нуждалась сейчас в его присутствии, привело Хьюго к ней? Вдруг ему каким-то образом удалось отделаться от шпионов и прийти сюда?

Стук повторился, и Камилла заставила себя произнести обычным голосом:

– Пожалуйста, войдите.

Дверь приоткрылась. Свечи в канделябрах не были зажжены, и будуар освещался только свечами, стоящими на секретере. На мгновение девушке показалось, что она грезит, ибо в комнату вошла невысокая женщина в богато расшитом национальном китайском костюме. В ее темных, зачесанных в высокую прическу волосах поблескивали декоративные гребни, что указывало на ее высокое положение.

У Камиллы промелькнула мысль, что это, возможно, одна из гостий, приглашенных на свадьбу. В полной тишине китаянка пристально оглядела девушку с ног до головы, что та сочла просто оскорбительным. Ее фарфоровое личико было лишено всякого выражения, а во всем облике чудилось что-то зловещее.