Три розы - Гарвуд Джулия

Легко сказать!

Стоило Дугласу закрыть глаза, как в мозгу его возникали картины одна соблазнительнее другой. Не в силах бороться со сладостными видениями, он дошел до того, что боялся смежить веки.

Еще хуже стало, когда Изабель потребовала, чтобы он перестал спать на полу и перебрался на ее кровать: дескать, днем она не спит, постель Паркера легко перенести в другую комнату, а Дуглас может спокойно устроиться в спальне, где ему никто не помешает.

Но мог ли он заснуть, чувствуя легкий, таинственный женский аромат? Да лучше умереть, чем так мучиться! Сказать ей? Объяснить? Она все равно не поймет. И бедный Дуглас вертелся в постели, скрипел зубами и спрашивал себя: интересно, сколько он еще способен выдержать, прежде чем сойдет с ума? Единственной радостью был Паркер, который бодро набирал вес и становился здоровее день ото дня. Его голосок уже не был похож на слабый писк, а звучал в полную силу и очень требовательно. Дуглас не подозревал, что в столь раннем возрасте у детей проявляется индивидуальность. Месяцев в пять-шесть — еще куда ни шло, но сын Изабель, похоже, не совсем обычный ребенок, как и Мэри Роуз, когда была совсем крохой.

Паркер был несколько худее Мэри Роуз, но стоило ему просто открыть рот, как его власть над взрослыми становилась полной.

Дуглас очень привязался к маленькому тирану. Правда, бывали моменты, когда среди ночи, расхаживая по комнате и укачивая Паркера, он жаждал заткнуть уши ватой, чтобы хоть мгновение послушать тишину. Но когда малыш, вцепившись ручонками в большой палец Дугласа, наконец крепко засыпал, тот умиленно смотрел на мирно сопящее у него на руках существо и думал о том, насколько крепка связь между ними. Он помог Паркеру появиться на свет; разумеется, он ему не родной отец, но так хотелось увидеть его первые шаги, услышать первые слова, наблюдать за его развитием…

Да, ребенок был радостью. Но физическое влечение Дугласа к его матери становилось все сильнее, и, хотя он пытался убедить себя, что для него Изабель должна быть неприкосновенна, ничего не помогало. Восемь недель, прожитые в такой близости, давали о себе знать. Напряжение и возбуждение, казалось, ощущались даже в воздухе, они словно стали осязаемы.

Изабель на все это смотрела иначе. Она была уверена, что Дуглас ждет не дождется, когда избавится от нее. Он едва выносил ее присутствие в комнате. Как ни старалась она привлечь его внимание, он ее демонстративно не замечал. Если же она случайно прикасалась к нему или подходила слишком близко, он становился напряженным и злым. Такое отношение тревожило Изабель гораздо больше, чем ей этого хотелось бы. Она часто видела Дугласа во сне и ужасалась и стыдилась этих видений, где они неистово любили друг друга, причем каждый раз именно она, Изабель, была активной стороной. Она не могла понять, почему ей никогда не снится покойный муж. Ведь, наверное, должен? Паркер всегда был ее самым близким и верным другом. Дуглас тоже друг, но он совсем не похож на ее мужа. Паркер был нежный и ласковый, но непрактичный, а Дуглас — страстный, чувственный, невероятно мужественный, практичный абсолютно во всем — он даже роды сумел принять. Он такой уверенный, спокойный, надежный… Впервые в жизни Изабель почувствовала, что рядом с ней человек, на которого она может опереться. До появления Дугласа она полагалась только на себя и одна отвечала за все и все решала…

Она хотела его так, как никогда не хотела мужа. Да, как это ни горько сознавать, интимная жизнь с Паркером была простой обязанностью: оба они горели желанием завести ребенка, но ни один из них не пылал страстью к другому. Забеременев, Изабель почувствовала огромную радость и… облегчение. После того как доктор Симпсон подтвердил диагноз, она уже спала отдельно от Паркера…

Изабель тяжело переживала потерю дорогого друга, но не возлюбленного; она не могла тосковать по тому, чего никогда не испытывала… И тут в ее жизни появился Дуглас.

О, как же Изабель хотелось, чтобы Дуглас Клейборн разонравился ей, чтобы прекратились эти ужасные и сладкие сны, в которых она вела себя так непристойно! Но стоило ей подумать о предстоящем расставании, как сердце больно сжималось, а на душе становилось пусто.

Изабель простить себе не могла, что не только сама мучается от раздирающих ее противоречивых чувств, но и смущает ими Бога: то она просила его в молитвах сделать так, чтобы Дуглас уехал, то умоляла оставить его с ней… Но она верила, что уж Господь-то сумеет разобраться во всей этой сумятице, которая царит в ее мыслях и сердце…