В плену сомнений - Мартин Дебора

— Но я и не разыгрываю невинность!

— Придет время, и ты во всем признаешься. А пока я жду твоего полного повиновения, как ты и обещала, когда легкомысленно произнесла свои брачные обеты. Раздевайся. Быстро!

Гордо вздернув голову, Джулиана пыталась подавить страх.

— Не собираюсь!

— Мне это безразлично. — Беспощадность, с какой он посмотрел на нее, не оставляла в этом никаких сомнений. — Делай, что я говорю, не то я просто сорву с тебя одежду. Было бы жаль испортить ;гакое дорогое и красивое платье.

Можно подумать, она когда-нибудь сможет его вновь надеть, не испытывая при этом отвращения! В отчаянии Джулиана покосилась на дверь, но Воган перехватил ее взгляд и, язвительно усмехнувшись, помахал висящим на шее ключом. Она с ужасом наблюдала, как он снял камзол и бросил его на стул, затем расстегнул жилет.

— Слугам приказано не обращать внимания на звуки, доносящиеся из этой комнаты, так что на их помощь не надейся.

Смысл сказанного поверг ее в ужас. Не оставалось никаких сомнений, что он собирается овладеть ею, хочет она того или нет. Но Джулиана не могла заставить себя подчиниться его приказу.

Заметив, что она по-прежнему стоит неподвижно, Воган сжал кулаки и шагнул к ней.

— Сними… эту… проклятую одежду! Я хочу видеть то, за что мне пришлось проливать кровь!

Оцепенев от ужаса, она выполнила его приказ. Дрожащими пальцами расстегнула корсаж, затем лиф платья, юбку, кринолин и нижние юбки. Когда она обнажила руки и выбралась из одежд, взгляд его потемнел от желания, и лицо напряглось.

— Чулки, — хрипло приказал он. — Сними чулки.

С бьющимся сердцем она сняла туфельки, на секунду подняла край рубашки, чтобы расстегнуть подвязки, и спустила белые шелковые чулки. Она чувствовала, как его глаза жадно скользнули по ее ногам вслед за спускающимися чулками.

— Теперь корсет. — Его низкий голос дрогнул.

Она заколебалась.

— Я… я не смогу этого сделать сама.

Казалось, ее слова наконец немного ослабили напряжение, и, коротко кивнув, он подошел к ней. Его дыхание участилось. Джулиана почувствовала, как его пальцы распускают шнуровку корсета, легко касаясь ее кожи. Она вспомнила, каким опытным он оказался в их первую брачную ночь, и ее сердце сжалось от ревности.

Корсет упал на пол. Рис вплотную приблизился к ней и, тяжело дыша, выдавил:

— Теперь рубашку.

И тут она потеряла контроль над собой. Она просто Не могла больше двинуться и продолжала растерянно стоять под его взглядом, безжалостным и равнодушным.

Нет, это было выше ее сил!

— Пожалуйста, Рис, не делай этого, — умоляла она. Вся ее гордость исчезла. — Ты не можешь быть так безжалостен, ты только делаешь вид.

— Очень даже могу, — процедил он. Его глаза, казалось, прожигали ее насквозь.

— Я не верю. Что же такое случилось, что ты превратился в… в…

— Бессердечное животное? — закончил он за нее. Воган посмотрел на нее потемневшими глазами, на его скулах заиграли желваки. Затем он рванул на своей груди рубашку.

— Ты когда-нибудь видела выпоротого человека, Джулиана? Ты представляешь, что с ним происходит после нескольких порок «кошкой»-девятихвосткой? — Он повернулся к ней спиной, и она ахнула. Джулиана ожидала увидеть шрамы, но их не было. Все было значительно хуже — сплошное бесформенное месиво изуродованной кожи. Только на пояснице были заметны четкие следы от плети — видимо, туда «кошка» плохо доставала, и можно было разглядеть переплетение побелевших шрамов.

Джулиана не раз слышала рассказы об ужасах морской службы, но даже и представить себе не могла, что человеческое существо может быть столь жестоко с себе подобными. И вот перед ее глазами — чудовищное свидетельство этой жестокости. А ведь она прекрасно помнила, какой прекрасной, мускулистой, статной была спина Риса. Теперь же… Какую же боль ему, должно быть, пришлось вынести! А о скольких перенесенных им страданиях она еще даже и не подозревала!

И Воган не стал щадить ее воображение.

— После каждого удара «кошку» очищают от сгустков крови и мяса, дабы они не смягчали боли. После порки же спину окатывают соленой морской водой. Вода и соль разъедают раны, и несчастный теряет сознание, если не потерял его еще во время экзекуции. А кожа в конце концов заживает. Разумеется, до следующей порки.

Она почувствовала во рту привкус горечи. Сколько таких порок он вытерпел? И как он вообще смог их перенести? Рис повернулся, чтобы видеть ее глаза.