Властелин моего сердца - Беверли Джо

– Я не собираюсь выходить ни за кого из них, – объяснила Мадлен. – Королю придется или предложить мне другой выбор, или отослать меня назад в монастырь. Я предпочла бы второе.

Граф Гай прошел вперед и уселся на ее постель. Когда она попыталась отвести взгляд, он твердо взял ее за подбородок и заставил смотреть прямо ему в лицо, в ясные зеленые глаза.

– Хватит болтовни. Вы добились привилегии сделать выбор, и вы его сделаете. Король не желает, чтобы вы стали монахиней.

Мадлен попыталась освободиться, и он убрал руку.

– Король хочет, чтобы я вышла за вашего сына, – выпалила она.

– Могло случиться, что ваш повелитель просто приказал бы вам поступить так, как он желает. Но он предоставил вам выбор и не отменил своего решения. Воспользуйтесь этим.

– Я не могу. – Слезы заструились у нее по щекам.

Граф изо всех сил шлепнул ее пониже спины. Мадлен вскрикнула от потрясения и свалилась на кровать, потирая ягодицу.

– Мне приказано привести вас с готовым решением в течение часа, леди Мадлен. Если мне придется вколачивать в вас здравый смысл, я пошлю за кнутом.

– Эмери не хочет жениться на мне, – возразила она.

– Если он откажется, придется вбивать разум и в него тоже.

Граф стоял как скала. Мадлен понимала, что он сделает, как обещал, а если понадобится, жестоко изобьет ее, следуя приказу короля. И в одном он совершенно прав. Она должна выполнить свой долг перед королем.

– Должно быть, вы ужасный отец, – пробормотала она, поднимаясь с постели и морщась от боли.

Граф Гай подошел к двери и позвал Дороти, которая вошла, сильно волнуясь.

– Она готова, – сказал он и повернулся спиной к Мадлен. – Если вы не появитесь в зале в ближайшее время, я вернусь, и во всеоружии.

Дороти смотрела на них, вытаращив глаза.

– Я приду, – мрачно сказала Мадлен. – Только потом не забывайте, что это ваших рук дело.

Это его не испугало, и, выходя, он улыбался.

Эмери стоял вместе с Одо и Стивеном. Одо, очевидно, потерял надежду и опустошал уже второй кубок превосходного вина, которое неожиданно появилось в замке. Стивен играл роль скромного снисходительного победителя. Эмери испытывал сильное желание стереть самодовольную улыбку с физиономии Стивена, но убеждал себя, что все обернулось так, как он хотел. Мадлен выберет Стивена. Состоится свадьба. Все уедут на борьбу с Эдвином, а он из-за раны получит разрешение вернуться в Роллстон и станет самым несчастным человеком в мире.

Он не спал всю прошлую ночь и провел долгие часы, стараясь побороть почти непреодолимое желание добиваться ее. Он знал с того самого дня у реки, что она создана для него. С каждой их встречей это чувство крепло. Его тело реагировало на нее, как собака на запах. Это всего лишь похоть, говорил он себе. Она должна пройти, если он хочет остаться в здравом уме. Но в нем начала пробуждаться любовь. Ее дурная репутация, должно быть, ошибка. Могла ли женщина, которая едва не плакала, зашивая ему рану, получать удовольствие от порки детей?

Ее власть над ним была телесной. Он должен перебороть ее. Ему чертовски хотелось, чтобы она выбрала Стивена к покончила с этим.

Вильгельм явно был неспокоен, как и Эмери. Король понемногу приходил в ярость. Из-за восстания Эдвина и его последствий у Вильгельма не было времени потакать Мадлен. Последние новости гласили, что Госпатрик, граф Нортумбрийский, тоже сбежал от двора в свои северные земли, и появились слухи о набегах валлийцев. Была вероятность, что английские лорды решили наконец объединиться, будь они все прокляты.

Когда король отправил графа Гая выяснить, в чем дело, Эмери отлично представлял себе, как это будет. Он только надеялся, что Мадлен поймет бессмысленность задержки, прежде чем прольется кровь.

Вернулся граф Гай и что-то сказал Вильгельму. Король резко кивнул и отхлебнул вина. Значит, она идет. Скоро все будет кончено.

Звук шагов заставил Эмери обернуться, и он увидел, как Мадлен входит в зал. На ней было шелковое кремовое платье и более плотная кремовая туника, затканная зеленым узором. Ворот и рукава были богато расшиты золотыми нитями с жемчужинами и аметистами. Аметист светился и на тяжелом золотом обруче, который украшал ее голову поверх длинных шелковистых волос. Она выглядела как богиня.

Девушка была бледна, на ее лице читалась безнадежность, как у обреченной на казнь. Но если это его отец побоями довел ее до такого состояния, ему удалось не оставить следов. Она подошла к королю и низко склонилась перед ним.