Ловушка для Катрин - Бенцони Жюльетта

И в самом деле, настоящий шквал возмущения огласил окрестности, на бандитов обрушился град камней, под которыми они вынуждены были отступить.

Но в то время, как сыновья не выказывали ни малейшего интереса к проявлениям народного гнева, Беро несколько раз обернулся и показал кулак.

Катрин спустилась со стены и посмотрела на лица окружавших ее людей. В свете факелов они казались красными и все еще пылающими от гнева. Она слышала слова поддержки и преданности.

– Мы выстоим, госпожа Катрин! Не бойтесь: стены крепкие, а у нас достаточно смелости.

– Старый бандит скоро пожалеет о том, что пришел сюда.

Катрин им улыбнулась, пожимая протянутые к ней руки, но внезапно раздался голос торговки полотном Гоберты:

– Что это он там говорил, что мессир Арно не вернется?

Воцарилось молчание. Толстуха Гоберта во всеуслышание высказала тайную мысль, мучившую госпожу.

Вмешался аббат, который хотел прогнать тревогу из сердца Катрин.

– Не бойтесь, – успокоил он ее, – мы это скоро узнаем. Даже если предположить, что сказано это было не только из желания сломить наше мужество. Если у него есть какой-то план, он обязательно обнаружит его; он угрожает и пытается вынудить госпожу Катрин на опасную для нас вылазку, зная, что на голой равнине мы беззащитны.

Все еще дрожащей рукой Катрин провела по влажному лбу.

– Если бы вас не было рядом, отец мой, я думаю, что решилась бы на эту безумную атаку. Теперь нам надо собрать совет и определить дальнейшие действия. Нам придется выдержать осаду, и мне нужны добровольцы…

Галерея понемногу опустела. Именитые горожане направились в замок, где должен был состояться совет.

В главном зале, украшенном коврами из Арраса и Обюссона, теми самыми, что раздразнили алчность Беро д'Апшье, огонь в огромном камине горел, как обычно, своды зала были заполнены ночными тенями, а по стенам плясал яркий свет факелов.

Снаружи не слышно было обычной возни, смеха служанок и криков птиц. Была ночь, полная грозного тягостного молчания, а на скамье сеньора Арно де Монсальви сидел не он сам – мощный рыцарь, а хрупкая молодая женщина, казавшаяся такой беззащитной.

Подле нее был аббат Бернар – человек церкви, человек молитвы, и его высшим оружием были самоотречение и любовь к ближнему, тогда как наступивший час был часом грубой силы.

Со своей стороны, мадам де Монсальви смотрела, как один за другим входят ее люди, и удивлялась, что они, такие знакомые и привычные, стали вдруг совершенно другими. На каждом останавливала она свой взгляд.

Все в полном молчании уселись на низеньких скамеечках вокруг скамьи своего сеньора. В центре восседал Сатурнен Гарруст, важный, по обыкновению, с широким подбородком и весьма ироничным выражением лица.

Одним жестом аббат поднял с места всех этих людей, к которым только что присоединился сержант Николя Барраль.

– Дети мои, мы собрались здесь для того, чтобы держать совет. Предметом нашего обсуждения будет не цена на полотно, не инциденты с пошлиной, не болезнь ржи, но наш собственный город, находящийся в смертельной опасности. Итак, перед тем как начать, нам надо просить Бога, который всех нас держит в своей власти, сжалиться над нами и не оставить нас в сражении против этих жестоких людей, стоящих у наших ворот…

Покорно все опустились на колени, сплетя руки в молитвенном поклоне.

Сама Катрин молилась в полном молчании. Ее мысли унеслись за пределы зала. Она страстно призывала спасительный случай… чудо, которое бы привело сейчас ее супруга на их землю, зная в глубине души, что никто и ничто не сможет отозвать Арно, пока в Париж не вернется истинный король Франции.

Сложив руки на коленях, Катрин внимательно слушала отчет о запасах продовольствия в городе Жосса Роллара, интенданта. Итог был не очень обнадеживающим: город мог продержаться не более двух месяцев.

Жосс свернул пергамент и посмотрел на Катрин.

– Таковы наши дела, госпожа! Продовольствия у нас только на несколько недель, если выдержим нападение этих зверей.

– Кто это здесь говорит, что не выдержим? – проворчал Николя, чья рука сжимала эфес шпаги. – Мы все твердо стоим на ногах, у нас зоркий глаз, и мы не трусы. С продовольствием или без него мы сумеем защитить наш город.

– Я никогда не говорил обратного, – мягко возразил интендант. – Я говорю только, что Апшье сильны, а наши стены высоки, но вовсе не неприступны… и что мы можем быть окружены. Смотреть правде в глаза не значит быть трусом.