Слезы печали - Холт Виктория

Раздался резкий, противный голос Барбари: «Я слышала о вас. Говорят, у вас чудесный сын». Потом она начала смеяться над Карлтоном, а он вдруг достал что-то, до тех пор спрятанное за спиной, и сунул мне в лицо. Это была маска злобная, страшная, пугающая. Я закричала и проснулась.

— Эдвин! — воскликнула я. — Эдвин…

Я звала своего сына. Мне было необходимо выбраться из постели и удостовериться, что с ним все в порядке.

Он лежал в колыбельке, ангельски улыбаясь во сне. В соседней колыбельке лежал Ли, зажав в ручке угол покрывала.

В детской все было в порядке. Мне приснился дурной сон, но воспоминания о нем не улетучились: они оставались в моем мозгу, подобно спящей змее, готовой развернуться и ужалить.

Меня охватило смутное беспокойство.

Я очень неохотно разлучалась с сыном и поэтому оставалась в Эверсли-корте, не выезжая в Лондон и к королевскому двору, что с легкостью могла бы делать. Если я уезжала хотя бы на день, мне было так тревожно, что я была не способна радоваться развлечениям, которые мне предлагали, и по этой причине, как я объяснила своей свекрови и Карлотте, лучше всего мне было сидеть дома. Они согласились со мной. Карлотта тоже не чувствовала потребности появляться в обществе. Она любила возиться с детишками, и я была рада тому, что она, кажется, питала особую склонность к Ли. Сначала она и видеть его не желала, и это было понятно. Потом ее настроение стало меняться, и, наконец, она начала ухаживать за ним, как за своим ребенком. Это было хорошо, потому что я боялась, что малыш заметит предпочтение, отдаваемое Эдвину, а мне не хотелось, чтобы он ревновал. У Ли был сильный характер, он был голосистый и требовательный — весь в мать, решила я. Он унаследовал чудесные глаза Харриет и, несомненно, должен был вырасти красавцем. Он не замечал никакой разницы в отношении к нему и к Эдвину и завел привычку лезть вперед, как будто это было его неотъемлемым правом. Это было забавно — ведь он был совсем малышом. У Эдвина был мягкий характер, он всех любил и, видимо, считал, что его тоже все обожают, в чем он не слишком ошибался. Но, возможно, и не все… Я часто задумывалась над тем, как к нему относится Карлтон.

Нельзя сказать, чтобы Карлтон любил заходить в детскую или проявлял хоть какой-то интерес к детям. Он приезжал в Эверсли и снова уезжал наводить порядок на землях поместья, что было главным его занятием. К тому же Карлтон проводил довольно много времени при дворе. По словам Карлотты, он был на дружеской ноге с королем, и они любили общество друг друга.

Прошло почти два года с момента нашего возвращения в Англию. Мой отец получил от короля за свои заслуги землю и титул. Теперь он был бароном, лордом Фламстедом. Это было приятной наградой, но не большей, чем он заслуживал. Моя мать была очень счастлива. Вся семья жила при ней, да и я находилась не слишком далеко. Мы время от времени встречались, и она могла взять под крыло весь свой выводок. Люди Кромвеля почти до основания разрушили Фар-Фламстед, восстановление которого занимало много времени. Уже был сделан великолепный проект нового здания, и под руководством мамы работа быстро продвигалась вперед. Мама часто сопровождала отца ко двору и, насколько мне было известно, собиралась женить Лукаса. Сомневаюсь, чтобы раньше она когда-нибудь была так счастлива.

Несмотря ни на что, она не забывала меня. Я знала, что всегда была любимым ребенком у родителей. Ведь я была их первенцем. Они много пережили из-за меня. Для своего отца я послужила доказательством того, что он может иметь здоровых детей, а под его суровой внешностью таился весьма сентиментальный человек.

Я часто думала о том, что, если бы Эдвин был жив, мое счастье было бы полным.

А каким праздником стало посещение Фламстеда! Мои родители решили показать мне, как много я значу для них. С собой я взяла Эдвина, и свекор настоял на том, чтобы я путешествовала в его карете — новом приобретении, которым он очень гордился. Я выехала в сопровождении свекра и чуть ли не двадцати человек охраны. Меня очень тронула его забота. Он проводил нас до самого Фламстеда и погостил там два дня перед тем, как вернуться в Эверсли.

Когда я приехала, родители заявили, что рядом со мной и со своим внуком они совершенно счастливы. Я должна была пробыть у них две недели.

Оказаться вновь со своей семьей было просто чудесно. Дик, Анджи и Фенн заметно подросли. Они хорошо помнили Контрив и, несмотря ни на что, вспоминали о былых днях с нежностью, даже с грустью.