Любовь, только любовь - Бенцони Жюльетта

– Нет, хорошо. Я любила и люблю его больше всего на свете, больше себя самой, а он презирает и ненавидит меня.

– Это другое дело, – улыбнулся Абу. – О презрении сеньора де Монсальви стоит поговорить. Когда на теле глубокий ожог, рана закрывается, но шрам остается, и никакая сила в мире его не разгладит. Поверь в этом врачу и знай: мне жаль, что ты вышла замуж. Вы, женщины, странные создания! Весь мир вы призываете в свидетели вашей большой любви, но дарите свое тело другому!

Катрин начала терять терпение. Что он здесь рассуждает о женской душе, когда ей до смерти хочется поговорить об Арно?

– Значит, в вашей стране женщины могут выбрать, в чью постель их толкают? Но не здесь! Если я вышла замуж, то повинуясь приказу.

Она коротко изложила своему гостю историю своего замужества, приказ Филиппа и цель, которую тот преследовал, отдавая приказ. Но она не посмела сказать, что муж еще не тронул ее. Зачем? Когда Гарен вернется, он рано или поздно заявит о своих правах.

– Значит, – выслушав ее рассказ, сказал лекарь, – твой хозяин – тот самый Гарен де Бразен, который сопровождал бургундского канцлера? Странно, что герцог остановил свой выбор именно на нем. Он темен, как ночь, тверд, как кремень, и характер у него кажется таким же несгибаемым, как хребет. Он совсем не похож на снисходительного мужа.

Катрин жестом отмела это рассуждение – то же самое, которое когда-то сама высказала Барнабе. Она позвала Абу не для того, чтобы говорить о Гарене. В ответ на ее настойчивые просьбы лекарь наконец согласился объясниться.

От самого фламандского трактира он не расставался с Арно де Монсальви. Они вместе жили в «Карле Великом» до тех пор, пока Арно не поправился окончательно.

– Когда ты уехала, у него была сильная лихорадка. Он бредил… Очень, впрочем, поучительный бред, но ты, конечно, позволишь мне не отвлекаться на пересказ. Когда мы смогли двигаться дальше, герцог Бургундский уже покинул Фландрию и вернулся в Париж. И речи не могло быть о том, чтобы за ним последовать. Мы бы не вернулись живыми.

Своим тонким голоском крошечный лекарь рассказал Катрин о возвращении выздоравливающего Арно, озлобленного и капризного, к его повелителю. Абу говорил о приеме дофина, о чудесном замке в Мен-сюр-Ивр, самом воздушном и причудливом из всех, настоящем кружеве из камня и золота, унаследованном дофином Шарлем от его дяди Жана Беррийского, самого богатого мецената того времени. Он рассказал о горячей дружбе, братстве по оружию, связывавших Арно с другими офицерами дофина. Речь араба была настолько выразительной, что Катрин казалось, будто она видит идущего по драгоценным коврам юного Жана Орлеанского, самого прекрасного рыцаря из всех бастардов, связанного с дофином братской дружбой с самого детства; затем грубую квадратную фигуру страшного Этьена де Виньоля, такого яростного в бою, что его прозвище Hire (Гнев) пристало к нему словно вторая кожа; у него бронзовая душа в железном теле, и рядом с ним его второе «я» – веселый и свирепый овернец, рыжий Жан де Сентрайль. Другой овернец, хитрый и внушающий беспокойство Пьер де Жиак, о котором поговаривали, что своими успехами он обязан сделке с дьяволом, которому продал свою правую руку; за ним другие сеньоры из нежной Турени, грозной Оверни, непостижимого Лангедока или веселого Прованса, все, кто оставался верным королю…

Не без некоторого коварства, с насмешливой любезностью, Абу-аль-Хаир описывал прекрасных дам, свежих и юных, которыми Карл VII, любивший женщин почти так же, как его бургундский кузен, заполнил свой дворец. Послушать его, так чуть ли не все эти прелестные создания только и ждали знака сеньора де Монсальви, чтобы упасть в его объятия, особенно ослепительная дочь маршала де Северака, очаровательная брюнетка с глазами «дивными, как ночные грезы…».

– Ну, хватит, – прервала его Катрин, выведенная из терпения этими вероломными восторгами.

– Почему? – с хорошо разыгранным простодушием удивился Абу-аль-Хаир. – Молодому здоровому человеку полезно расходовать свои силы, получая удовольствие, ведь поэт сказал: «Не думай о том, что прошло, и о том, что будет. Радуйся сегодняшнему дню, в этом – цель жизни…»

– А моя цель не в том, чтобы слушать рассказы о приключениях мессира де Монсальви. Что было дальше? – в бешенстве закричала Катрин.

Абу-аль-Хаир ласково улыбнулся ей и погладил свою белоснежную бороду.

– Потом дофин сделался королем, было коронование, праздники и турниры, на которые я смотрел издалека, из своего дома, куда мой друг поместил меня и где, впрочем, я принимал много гостей. Например, господина де Жиака…