Богиня зеленой комнаты - Холт Виктория

Дороти произнесла:

— Я понимаю все, но не знаю, как я смогу заслужить вашу любовь и преданность.

— Очень просто, — ответил он, — продолжайте любить меня. Это все, о чем я прошу вас. Это все, чего я требую.

Ей казалось, что это прекрасный союз, по крайней мере, настолько, насколько вообще возможно для актрисы и принца. Да, даже ее мама была бы довольна.

В труппе Друри-Лейн словно чего-то ждали. Все честолюбивые молодые актрисы, считавшие для себя возможным сравнение с Дороти и полагавшие, что для достижения успеха им не хватает только везения, нетерпеливо учили ее роли, и во многих маленьких комнатках, в домах, расположенных по соседству с театром, репетировались и сэр Уилдер, и маленький Пикль. Любовнице королевского сына, по их мнению, следовало бы закончить театральную карьеру. О ней говорили с иронией — «ее светлость».

«Ее светлость были сегодня в театре?» — «Да, они приходили с его светлостью. Они были в кабинете мистера Шеридана. Если вам посчастливится ее встретить, не забудьте поклониться до земли, вы ведь знаете, что выскочки всегда требуют большего уважения, чем настоящие аристократы». — «Вчера я видела карету ее светлости!» — «Портной ее светлости в театре. Он хочет снять с нее мерку брюк для маленького Пикля».

Они завидовали ее счастью с герцогом и одновременно были рады, что появилась возможность занять ее место. Шеридан только качал головой. У них нет никакой надежды получить роль маленького Пикля: в мире был только один маленький Пикль — Дороти Джордан. Он совсем не был уверен в том, что ему предстоит расстаться с ней, он всей душой надеялся, что этого не случится.

В отсутствии герцога он посетил ее в Питерсгем-лодж. Поцеловав Дороти руку и сказав, что она прекрасно выглядит, он добавил:

— Эта жизнь вам к лицу.

Она пригласила его сесть и попросила принести освежающие напитки. Он рассматривал ее неподражаемым образом, так, как мог это делать только он один, и она с сожалением думала, что вряд ли смогла бы ответить ему комплиментом на комплимент, он выглядел очень плохо: под глазами лежали темные тени, несмотря на оживленное поведение, он был явно чем-то озабочен. Он постоянно балансировал на грани банкротства, и реконструкция Друри-Лейн стоила ему многих бессонных ночей.

— Мне хотелось бы узнать о ваших планах... театральных, конечно.

— Я еще не обсуждала их с герцогом.

— Такая актриса, как вы, Дороти, имеет обязательства перед публикой.

— Вы считаете, что сейчас я их не выполняю, Шери?

Он был Шери для Уильяма и принца Уэльского, и вот теперь он стал Шери для нее. Ее манера общения с ним изменилась. Это удивило его, и он вспомнил историю ее восхождения. Теперь он был для Дороти не только хозяином, владельцем театра, но и другом. Все к лучшему, решил он.

— Перед публикой — да, а перед собой, перед девочками?

— С этим все в порядке.

— Существует еще и будущее.

— Что вы имеете в виду? Именно о будущем я и говорю.

— Как можно говорить и думать о будущем? Кто знает, что может произойти. Но я знаю вас, Дороти. Расточительный и непредусмотрительный человек, каким себя считаю, я все-таки хорошо знаю вас, и это к лучшему, что вы так сильно отличаетесь от меня. Вы смогли потребовать в театре высокого жалования... выше, чем у нашей Сары. Вы намерены все это бросить? Почему вы не хотите продолжать играть? Если вам самой не нужны деньги, подумайте о семье. У вас три маленькие дочери.

Она размышляла.

— Я то же самое говорил в свое время другой молодой актрисе, миссис Робинсон. Я сказал ей тогда: «Сейчас публика хочет вас видеть. Она будет платить, чтобы видеть вас... и будет платить, независимо от того, что случится. Но если вы бросите сцену хотя бы на один год... может быть, на пять лет... может быть, на десять, возврата уже не будет». Вернуться на сцену после перерыва — это дано немногим. Публика сохраняет верность артисту, пока он верен публике. Вы понимаете меня.

Конечно, Шери был циником. Он не верил, что ее роман с герцогом продлится долго. Конечно, нет. Каким романтичным юношей он был в пору увлечения прелестной мисс Линли и, без сомнения, был искренне к ней привязан! Они были уверены, что его ждет слава величайшего драматурга. К тому времени уже были написаны «Соперники», «Школа злословия», другие пьесы... потом он стал совладельцем театра и другом принцев, увлекся политикой. Он забросил все ради веселой компании, стал слишком много пить, слишком много тратить, часто менять женщин. Он разрушил свою семью, утратил талант и жил в постоянном страхе перед полным банкротством. Ничего удивительного, что он стал циником.